Кйорт оторвался от воспоминаний, когда Хигло громко пошамкал губами — попросил воды. Ходящий подставил ему ведро с талым снегом, проверив, не слишком ли холодное. Конь стал жадно пить. Йерро улыбался. Побыв с конем еще с полчаса, окончательно очистив его от налипшей грязи, еще раз протерев шерсть и убедившись, что тот быстро приходит в себя, он направился обратно в дом. У порога обернулся: у Хигло прогнулась поясница, опустилась голова и отвисла нижняя губа — он задремал. Кйорт облегченно выдохнул и спокойно вышел.
Вернувшись в дом, он увидел, как за столом сидит Амарис в грубой теплой рубахе, душегрейке из лисьего меха, штанах и высоких мокасинах. Ее тяжелые каштановые волосы волнами лежали на плечах. «И где только она успела найти гребешок и расчесать сбившиеся грязные колтуны?» — мелькнула у ходящего мысль. Девушка пила горький чай.
— Как Хигло? — тихонько спросила она, косясь на спящего Арлазара.
— В порядке. Я беспокоился, что эдали его спалил. Но все обошлось, — Кйорт сбросил куртку и, опершись спиной о стену дома, стал стягивать сапоги. — Хотя не представляю, как ему это удалось.
— Арлазар не спалил бы его. Он же зверовщик. Если бы он понял, что конь сгорит, не повел бы его. Усыпил бы только, чтобы тот спокойно отошел.
— Сама доброта. Да? — в голосе ходящего едва заметно скользнула ирония.
— Зачем ты…
— Да так. Я благодарен ему. Устал просто, — ходящий справился с обувью и сел за стол напротив девушки.
— Хигло — красивое имя. Оно что-то значит, или это просто набор звуков?
— Значит, — ходящий улыбнулся.
И Амарис внутренне вздрогнула от удивления: эта улыбка, как ослепительное солнце, раздирающее ночной саван, согревала и успокаивала. Но элуран также сразу поняла, что улыбка предназначена не ей, а какому-то уголку памяти ходящего.
— Расскажешь?
— «Пожар». На моем языке это означает «пожар», или «быстрое пламя», — Кйорт улыбнулся еще шире. — Когда я был совсем маленьким, отец подарил мне рикулу. Это зверек, что-то вроде ваших собак. Он был совершенно рыжий и абсолютно неугомонный. Тогда назвать его Пожаром казалось мне потрясающей идеей. Какое-то время так и было. До тех пор, пока он не потерялся, а я не стал носиться по всем дворам с криками «Пожар!»
Элуран хихикнула в кулак, давясь от хохота и косясь на Арлазара, боясь его разбудить. Кйорт глянул на спящего.
— Как он?
— Будет в порядке. Думаю, еще немного, и он бы померк.
— Ну и хорошо.
— Но ты так и не прилег? — удивилась Амарис.
— Не пришлось, — Кйорт подтянул к себе котелок с остатками похлебки и стал есть, не обращая внимания, что все давно остыло. — На тебя можно рассчитывать?
— Тебе каждый раз так и хочется меня обидеть? — Амарис беззвучно хохотнула.
— Мне нужна перевязка и остатки твоего дрога, — словно не услышав ответа девушки, попросил Кйорт. — А еще у меня швы разошлись на спине. Надо заштопать. Все необходимое — кетгут и игла — вон в том мешке.
— А еще тебе надо рожу помыть, — ухмыльнулась Амарис. — Ты сейчас похож на двуликого. Со одной стороны — высокородец прямо, с другой — после пляски с медведем.
— Да, кровило вроде, — ответил Кйорт, доедая похлебку.
— Тогда раздевайся, — элуран вульгарно, по-кошачьи прищурила глаза.
— Я читал, что тотем жреца накладывает отпечаток и на его человеческую личину, — сказал Кйорт. — Думал, что это преувеличение.
— Так и есть, — Амарис обошла стол, взяв по дороге нужные предметы для врачевания. — Преувеличение.
Кйорт стянул рубаху и распустил повязку. Девушка недовольно цыкнула:
— Швы разошлись, рана загрязнилась. Мелкие порезы также кровят. Ты себя не бережешь совсем. Или думаешь, что бессмертный?
— Промой, смажь дрогом и зашей.
— Спасибо за подсказку.
Амарис ловко обрабатывала раны.
— Можно еще вопрос? — спросила она, смачивая очередной бинт водой.
— Ну давай, валяй. По-другому ты же не можешь. Любопытство типично для всех кошачьих, — улыбнулся Кйорт.
— Снова смеешься?
— Нисколько. Спрашивай.
— Вы же Высшие? Ну, в смысле, йерро, твоя раса — вы же Высшие?
— Почему ты спрашиваешь? — удивился Кйорт.
— Ну… — Амарис замялась, подбирая слова.
Ее пальцы продолжали шить широкую и глубокую рытвину, идущую вдоль позвоночника.
— И да и нет, — ответил ходящий. — Мы смертны, в отличие от других.
— Это как понимать? Вы же из Кольца? Там каждое существо бессмертно в своем Плане. Именно потому поля их сражений всегда за Кольцом. И чаще всего чужими руками. Так меня учили, по крайней мере.
— Не каждое. Но в остальном именно так.
— Тогда…
— Есть у нас особенность — наша связь с Нейтралью, усиленная аарком.
Амарис замерла в ожидании продолжения. Кйорт шевельнул плечом: шей.
— Для ходящего нет неуязвимого противника, кем бы он ни был и где бы ни находился. Надо лишь правильно подобрать форму аарка. Многие считают нас просто убийцами, и отчасти они правы. Но лишь отчасти. Нас боятся, ненавидят, но мы нужны всем. Так было, пока не… — ходящий замолк.
Его лицо стало угловатым и жестким.
— Впрочем, не стоит об этом говорить.
— Прости, — расстроилась Амарис. — Я правда…
— Счастье этого Мира в том, что у него есть болверк. Граница. Стена из самой Нейтрали, не позволяющая духам являться напрямую. Не каждому так повезло. Примерно такая же окружает Кольцо Планов. И это правильно: Высшие далеки от тех качеств, которыми их наделяют подобные вам. Кгнолль, напавший на тебя, куда чище.
— Прости, — совсем тихо повторила девушка.
Кйорт замолчал и больше не произнес ни слова, пока она работала. Лишь время от времени подрагивали мышцы, когда игла сновала туда-сюда, стягивая кожу. Заговорил, лишь когда девушка стала обрабатывать раны на лице.
— Скажи, элуран, а ваши рисунки на теле, они что-то означают? Что-то конкретное, или это просто для украшения? Я встречал много племен, у которых нательные рисунки не означали ничего, просто других способов выделиться
