Идти по неизведанным местам даже без малейшего намека на тропинку было настоящей мукой и испытанием. Хвойный лес соседствовал одним краем с пустыней, другим — с влажными тропическими зарослями, населенными самыми разными существами. Здесь овраги и трещины с плещущейся лавой могли появиться за несколько часов; здесь, заснув вечером под раскидистой елью с густыми мягкими ветвями, утром можно было обнаружить себя посреди желтых степей с жесткой, как маленькие ножи, травой; здесь дождь мог смениться палящим солнцем в течение одного дня десяток раз. Небо сверкало тысячами звезд, но каждую ночь они были разными. Тогда Кйорт понял, что он был неправ насчет Арлазара. Тот уверенно шел вперед. Он не ориентировался по звездам и не брел наугад. Он уверенно шел к южным землям, каким-то чудом не теряя ориентации в этом постоянно меняющемся Мире. Да, помощь эдали переоценить было трудно. Знал об этом и сам Арлазар, но молчал. Конечно, скорее всего, рано или поздно такое существо, как ходящий, выбралось бы из Пустошей и даже, вероятно, используя одному ему подвластные методы, не сбилось бы с пути, но отчего-то йерро не спешил ими воспользоваться и полностью доверился зверовщику. Кйорт лишь внимательно следил, чтобы они не столкнулись с мозартом и его демонами. Хотя, скорее всего, он уже покинул эти места и пошел в поисках другой цели. Вполне возможно, что эта цель у них окажется одинаковой. Кйорт бы не удивился такому повороту событий, ведь все, что происходит последние недели, уже давно уложило на лопатки любое объяснение, которое он мог предложить. И более того, все крутится вокруг него. Не конкретно вокруг него как личности, но вокруг ходящего, что было еще удивительней. Да, его способности выше, чем у любого существа в Немолчании, но истинные свои умения он использовать не способен. Тем более этот Мир уже явно распадается. И с какой целью он нужен этому Эртаи? Отчего его союзники в этом походе избегают вопроса о нем? Почему Криз-Агол позволил ему одолеть первого мозарта? Отчего этот пресвитер гонится за ним, словно он убил его родственника? Весь этот шквал вопросов возникал уже не в первый раз, но каждый раз ответов не было. Лишь вихрь нескончаемых «почему» и «зачем» без сострадания жалил и докучал, как болотный гнус, с той лишь разницей, что гнус можно отогнать, а от тяжелых вопросов просто так не отделаться. Дымного костра тут явно недостаточно.
30-2.
30.
По словам зверовщика, всего до Наола — около пяти-семи дней пути. Причем время, которое им понадобится для перехода через Пустоши, он не учитывал, так как это, по его словам, занятие довольно глупое и бесполезное: никто не может предугадать, что случится в этих землях, а потому и загадывать бессмысленно.
Шли молча. Но удивленное и напуганное молчание в начале перехода, когда ходящий был мрачен от тяжелых грозовых мыслей, отличалось от этого. Сейчас в молчании слышался такой беззвучный всплеск гнева, боли, страха и ненависти, что, не будь в нем безысходности, произошел бы взрыв. Безысходность стала его источником. И это было куда опаснее напряженного молчания, корнем которого были тяжелые раздумья. Всего лучше молчание, порожденное раздумьем: оно помогает найти ответ, решение, выход. Оно помогает биться до конца. Хуже всего молчание, рожденное отчаянием. Оно не ищет ответов. Они ему не нужны. Оно лишь, взахлеб рыдая, нудно повторяет бесполезные «почему», даже не пытаясь дать ответ, и приводит к губительному бездействию.
Ходящий чувствовал это и внимательно наблюдал за своими спутниками. Арлазар тревоги почти не вызывал: сведенные брови, блестевшая в глазах ярость, играющие желваки да упрямый твердый шаг говорили скорее об упрямстве и желании биться до конца. А вот Амарис шагала как на привязи, безропотно, словно ей все равно, куда идти. И именно она являлась источником безысходного молчания. И Кйорт знал почему: она слышала «шепот». И лишь по одной причине он до сих пор не убил элуран — ее дух пока не сдавался зверю внутри нее.
В первый день Пустоши были приветливы. Отряд шел через чудаковатые плешивые леса и болотистые затоки, полные снующих в земле мурашей да заводивших почти церковные песнопения склизких лягушек. Иногда ноги начинали вязнуть в расхлябанной почве, но зверовщик тут же выводил всех на сухую землю. Медленно, очень медленно ползло по небосклону солнце. Арлазар и Кйорт один раз встретились взглядами и поняли, что думают об одном: лишь бы этот участок длился как можно дольше, в идеале до самых границ Пустошей. И поначалу могло показаться, что так и будет. Но их надежды не сбылись. Уже к концу первого дня небо заволокло лиловыми тучами. Солнце, даже не попробовав сразиться с ними, безропотно капитулировало и скрылось. А лес стал меняться прямо на глазах. Вполне приятные и милые деревца изгибались, становясь похожими на уродливые сталагмиты. Мураши и вертлявые мотыльки сменились угловатыми подобиями волосатых пауков и черных многокрылых стрекоз с длинными, раздвоенными на конце хвостами. Одна крупная стрекоза спикировала на неосторожно выскочившего из-под бурого сталагмита паука и вцепилась в него маленькими крючковатыми лапками. Длинный хвост изогнулся и впился в тело жертвы. Паук затрещал жвалами, но уже через мгновение затих. Стрекоза без видимых усилий оторвала его от земли и полетела прочь.
— Я уже проходил такое, — это были первые слова зверовщика с того момента, как они оставили берега Ирзен. — Надеюсь, это долго не продлится. Приятного мало, но эти земли не враждебны. Просто смотрите по сторонам. Когда совсем стемнеет, эти гады полягут спать.
— Летуны не ядовиты? — спросил Кйорт.
— Еще как. Эдакие летающие скорпионы. Но, как и наши, если на них не наступить, жалить не станут. А это, очевидно, сделать трудно.
— Нейтраль спокойна, — задумчиво пробормотал ходящий. — Мы своими глазами наблюдаем смену одного Плана другим, но Нейтраль спокойна. Никаких нитей,
