– Вы разговаривали с доктором Истером?
– Конечно. Он мой личный врач. С него-то я и начал.
– Но вы говорите не его словами. Он бы никогда не стал использовать слова вроде «омоложение».
Уивер исподлобья глянул на Пирса.
– Что со мной делали?
– Какое это имеет значение? Если вы «омолодились», этого должно быть достаточно для любого человека.
– Когда мистер Уивер задает вопросы, – холодно вставил Янсен, – мистер Уивер привык получать ответы.
Уивер отмахнулся от него.
– Доктор Пирс не из пугливых. Но он разумный человек. Он верит фактам. Основа его жизни – логика, так же как и у меня. Поймите меня, доктор! Сейчас-то мне, может быть, и тридцать, но мне же снова будет восемьдесят. И к этому времени я хочу знать, как снова стать тридцатилетним.
– А, – вздохнул Пирс. – Вы сейчас говорите не об омоложении. Вы говорите о бессмертии.
– А почему нет?
– Оно не для людей. Тело изнашивается. Семьдесят лет. Примерно столько всем нам отпущено. После этого мы начинаем разваливаться на части.
– Я прожил свои семьдесят и даже немного больше. А теперь начну заново, с тридцати. У меня впереди еще сорок, может, пятьдесят лет. А что потом? Еще сорок-пятьдесят?
– Мы все умрем, – заметил Пирс. – Этого ничто не сможет изменить. Ни один рожденный человеком не минует могилы в итоге. Эту болезнь мы подхватываем при рождении, и ни одному из нас ее не победить; она неизлечима. Это смертность.
Похоже, кто-то все-таки смог с ней справиться?
– Не нужно понимать мои слова слишком буквально. Я не имел в виду, что смертность – это какая-то определенная болезнь, – пояснил Пирс. – Мы можем умереть по многим причинам: несчастный случай, инфекция.
И старение, – подумал Пирс. – Насколько нам известно, это болезнь. Точнее, могла бы быть болезнь. Этиология: Вирус, открытый, латентный, попадает в организм при рождении или вскоре после него – может передаваться при зачатии.
Процент заболеваемости: 100 %.
Симптомы: медленный распад физической сущности, проявляющийся вскоре после вступления в зрелость, растущая слабость, нарушения в работе кровеносной системы, вызванные артериосклерозом и болезнями сердца, отказ иммунной системы, нарушение работоспособности органов, в том числе и органов чувств, потеря способности клеток к восстановлению, восприимчивость к внешним вторжениям…
Прогноз: 100 %-ная вероятность летального исхода.
– Все умирает, – продолжил Пирс без паузы. – Деревья, планеты, звезды… Это естественно, неизбежно…
Хотя нет. Естественная смерть – это сравнительно новое понятие. Оно появилось только тогда, когда жизнь стала многоклеточной и сложной. Может быть, такова цена за сложность, за способность мыслить.
Простейшие не умирают. Многоклеточные – губки, плоские черви, кишечнополостные организмы – не умирают. Некоторые виды рыб не умирают, не считая несчастных случаев. Полёвки никогда не перестают расти и не стареют. Где же я это читал? И даже ткани высших позвоночных бессмертны при определенных условиях.
Каррел и Эбелинг это доказали. Обеспечь клетке бесперебойное правильное питание, и она никогда не умрет. Клетки каждой части тела сохранялись живыми в пробирке неопределенно долгое время.
Дифференциация и специализация – вот причина того, что отдельно взятая клетка никогда не развивалась в идеальных условиях. Помимо сохранения жизнеспособности, у клетки, как у части целого, было множество других функций. Правдоподобное объяснение, но соответствовало ли оно истине? Оно так же правдиво, как и утверждение, что клетка умирает потому, что нарушается работа кровеносной системы?
Если кровеносная система будет здоровой, действующей, регенерирующей, то все тело может стать бессмертным.
– Когда мы называем что-то естественным, это значит, что мы отчаялись понять, что это такое, – сказал Уивер. – Вы сделали мне переливание. Истер сказал мне, что иммунитет может передаваться с кровью. Кто был донором этой крови?
Пирс вздохнул:
– Данные доноров конфиденциальны.
Уивер насмешливо фыркнул.
* * *Хранилище располагалось в подвале. Пирс прокладывал путь по людным, шумным коридорам, заполненным пациентами на колясках, которые ждали своей очереди на рентген или другие исследования. Некоторых пациентов в лаборатории и назад в комнаты доставляли на каталках.
– Если вы достаточно умны, – сказал ему Янсен, спускаясь по ступеням, – то вы поймете необходимость сотрудничества с мистером Уивером. Сделайте то, о чем он просит. Скажите ему то, что он хочет знать. И вы не останетесь внакладе. А если нет… – Лицо Янсена искривила неприятная ухмылка.
Пирс рассмеялся:
– И что же Уивер может мне сделать?
– Лучше бы вам этого никогда не узнать, – посоветовал Янсен.
Хранилище отличалось от других кабинетов чистотой, высокой функциональностью и в данный момент было пустым, не считая лаборанта. Когда Янсен попросил предоставить информацию о переливании крови Уиверу, лаборант ввела его имя в компьютер.
– Уивер? – уточнила она. – Вот здесь. На четвертой.
Ее палец скользил по экрану.
– Первая отрицательная.
– Были ли поступления крови из офиса мистера Уивера? – спросил Пирс лаборанта.
– Ни одного, кто назвал бы себя.
– Вы все усложняете, – сказал Янсен. – И, хотя правила о возмещении крови не существует, не волнуйтесь: будет вам кровь прямо завтра. Кто был донором?
– Такую информацию мы не предоставляем, – сказала лаборант.
– Мы можем в течение двух часов предоставить вам распоряжение суда, – ответил Янсен.
– Ответьте ему, – сказал Пирс. – Под мою ответственность.
Лаборант нажала еще одну кнопку, и на экране компьютера замелькали данные.
– Маршалл Картрайт, – сказала она. – Первая отрицательная. ЭДС в норме. Теперь припоминаю. Он пришел на следующий день после выхода на экраны нашего объявления. Нам не хватало первой отрицательной, и из списка постоянных доноров уже не к кому было обратиться… Реакция на объявление была довольно слабая.
– Помните его? – спросил Янсен.
Она наморщила лоб и отвернулась к окну.
– Он приходил третьего числа. К нам приходит более двадцати доноров в день. А с тех пор прошла неделя.
– Вспоминайте! – потребовал Янсен.
– Я пытаюсь, – бросила она. – Что вы хотите узнать?
– Как он выглядел. Что говорил. Его адрес.
– Какие-то проблемы с кровью?
Пирс внезапно усмехнулся:
– «Задом наперед, совсем наоборот», – сказал Траляля».
Быстрая улыбка скользнула по лицу лаборанта:
– Нечасто к нам поступают подобные жалобы. Я легко найду вам его адрес. – Она нажала несколько клавиш на компьютере.
– Забавно. Он продал свою кровь однажды, но больше решил этого не делать.
– Картрайт. Маршалл Картрайт. «Эббот-отель». Телефон не указан.
– «Эббот», – задумчиво повторил Янсен. – Похоже на какую-то ночлежку. Что-нибудь еще вспомнили? – настойчиво спросил он лаборанта. – Он не захотел, чтобы его имя вносили в список доноров?
Она медленно, с явным сожалением покачала головой.
– К чему все это? Уивер? Это не тот ли богатый старичок из триста пятой, который чудесным образом поправился?
– Верно, – угрюмо буркнул Янсен, отметая дальнейшие расспросы. – Мы бы хотели получить копии компьютерных данных.
– Вы получите эти данные, как только лаборант подготовит их к передаче.
– Не позднее чем через час, – заявил Янсен.
– Не позднее чем через час. – Пирс не стал спорить.
– Тогда на этом все, – сказал Янсен. – Если что-нибудь вспомните, свяжитесь с мистером Уивером или со мной. Меня зовут Карл
