— Да, все нормально, — Он мягко похлопал ее по плечу. — Кстати, по поводу модернизаций на вашей ферме… я скоро составлю проект. Нужно учесть уровень местных технологий, специфику материалов, пропускную способность энергоснабжения…
— Какой ты умный, Леня, — она посмотрела ему в глаза. И в ней уже не было никакой черной дыры. Только разлетался пепел над сросшимися краями. — Хочешь, я тебе сырники сделаю?
Света прильнула к нему. Как магнитик к железу. И ему пришлось бережно обнять ее. Волосы Светы пахли парным молоком.
26
— Леня, пей давай, не сачкуй, — Агроном Коля Кузнецов протянул ему наполненную рюмку. — Не уважаете вы коллектив, товарищ Игнатьев. Нет у вас никакой сознательности.
— Совести у него нет, — поддержал агронома Ваня Белов, врач сельской больницы.
— Вы оба, алкоголики! — заявил Четыре_пи, принимая рюмку.
— Ишь, какие громкие заявления, — не согласился Белов, хрустя соленым огурцом. — Среди нас только я могу ставить диагнозы.
Еще несколько минут назад стоящая на столе бутылка «Пшеничной» была полная. Парочка тостов, и осталась всего треть. А под столом уже два пустых пузыря.
— Я те, Леня, ответственно заявляю, — врач закончил с огурцом и потянулся к сосуду. — Алкоголизм — это хронический фактор. А мы ж не хроники, — он маслено улыбнулся и принялся по новой разливать. — Мы ж эпизодически, Леня… Эпи-зо-ди-чески.
— Любые эпизоды можно вписать в периоды. А периоды в хроническую систему, — действие нейтрализатора уже давно закончилось, поэтому язык Четыре_пи заплетался.
— Чет я не понял, Леня… Ты не доверяешь мнению советской медицины, — брови Белова создали ломаную линию. — Коля, слышишь, он не доверяет…
— Я же говорю, никакой гражданской соз… — Кузнецов громко икнул. — Нательности.
Они снова выпили, потянулись к скудным закускам: квашеная капуста, огурцы, нарезанная молочная колбаса и хлеб. И все это уже заканчивалось.
— Вы жалкие, примитивные представители своего вида, — горько произнес Четыре_пи.
— Не, он нас и вправду не уважает, — Иван укоризненно стащил последний кружок колбасы. — Ты, товарищ учитель, не понимаешь элементарных истин…
— Не понимает, — согласился Коля, промахиваясь капустой себе в рот.
— Мы последний оплот сельской, мать его, интеллигенции, — Белов прикончил колбасу и понюхал хлеб. — Вот скажи мне, почему мы пьем? Скажи, ты же у нас умный… — Голос у него разъезжался и хлюпал.
— Потому что вы алкоголики? — с непонятной надеждой спросил Четыре_пи.
— Нет! — врач неожиданно врезал кулаком по столу. Рюмки звякнули, а в бутылке всколыхнулись остатки. — Потому что мы пытаемся примириться с действительностью. Ладно, Коля… Он агроном. Ему на роду написано поля сеять. А я… я хотел стать кардиохирургом. Я, между прочим, на шестом курсе самостоятельно вырезал аппендикс. Понимаешь, Леня, самостоятельно. В походе. В тайге. Не было ни медсестры, ни лампы, ни хрена не было… Только больной и я. Мне потом даже грамоту дали, и в газете заметку написали. Хорошо так знаешь, написали… Мол, молодой советский врач не побоялся…
Ваня схватил бутылку и пронес ее над рюмками. Потом потряс, проверяя отсутствие содержимого и огорченно задвинул под стол.
— Блин, водка кончилась. Ну что, давайте по последней…
Они дали и растащили остатки закусок.
— Так, о чем это я, — Белов осоловело обозрел окрестности.
— Врач, не побоялся, — Коля снова икнул. — Молодой…
— Да, точно! — обрадовался доктор. — Один! Самостоятельно. И без осложнений. И я после этого губу то раскатал, думал, меня куда-нить в Бурденко распределят, или в Склифосовского. На худой конец в городе оставят… На те, выкусите! — Белов продемонстрировал увесистый кукиш. — Они меня засунули в эту дыру. Дырищу! Клизмы ставить! Меня! И как после этого мириться, Леня?!
— Да угомонись ты, Ванечка, — потревожив мозжечок, сменил позу Кузнецов. — Ты уже два года в этой ссылке оттарабанил. Через год поедешь в свои Бурденки.
— Кто ж меня туда возьмет, Коля, — Белов плаксиво опустил щеку на стол. — Я ж дисквалифицировался почти. Я ж тут отрезан от всей мировой медицины… Как тут не пить!
— Все в твоих руках, — провозгласил Четыре_пи. — Все мы тут в дыре, но из дыр вылазят. Я бы даже сказал, вылетают. Надо только кое-что исправить. Вот как снабжение подойдет… — Он осекся, осознав, что сболтнул лишнего.
— Какое к черту снабжение! — взвился Белов. — Тут мозгами нужно снабжать! Да я вот этими руками… Походным ножом… и шил потом рыболовным крючком с леской. Вот этими вот руками, — доктор потряс пятернями перед носом Четыре_пи. — Слепую кишку держал.
Запал у Белова закончился, и он снова положил голову между тарелок.
— Достал ты уже всех своей походной кишкой, — сказал Коля. — Как напьешься, так эту шарманку на полную включаешь.
— Дурак, я человека спас, — утробно отозвался Ваня. — В полевых условиях.
Кузнецов пошарил под столом, тяжело вздохнул и, пошатываясь, вышел из комнаты. Через минуту вернулся, баюкая в руках четвертную бутыль с мутным содержимым.
— О! — тут же перестал хныкать врач. — Жизнь налаживается.
Коля взгромоздил сосуд в центре стола и с удовлетворением откинулся на спинку стула.
— Откуда ты это взял? — изумился Четыре_пи. — Ведь мы все выпили.
— Это не мое, — нетвердо признался Николай. — Это товарищей. Дали на сохранение.
— А мы что, тебе не товарищи?! — Белов потянулся к бутылю. — Я, например, даже член партии. — Он снял пробку и понюхал. — Первач?
— Неважно. Наливай.
— Ребята, постойте — попытался возразить разведчик. — Мы же умрем без закуски.
— А я что говорю, — Коля приподнялся, залез в авоську, висящую на крючке, и выудил из нее пол буханки ржаного.
— Ай, да, Коля, ай да молодец, — восхитился Белов.
Они немедленно выпили, пожевали хлеба и выпили снова. Мир шумел и бликовал радужными всполохами. Предметы растягивались, расплющивались, теряли контуры, а потом собирались в первоначальные формы. Хотелось рухнуть с высоты стратосферы и лететь, расправив крылья. И чтобы в лицо бил упругий воздух, и пришлось бы закрыть глаза.
— Спишь? — Белов ткнул его в бок. — Не спи, замерзнешь.
Четыре_пи услышал, как опять наливают.
— Знаешь, Леня, чего я по-настоящему боюсь?
Четыре_пи ничего не хотел знать. Он хотел лететь. Просто парить в стратосфере. И обязательно с закрытыми глазами.
— Не спи, говорю! — грозно сказал Ваня, и Четыре_пи ощутил, что в его руке материализовалась рюмка.
— Так знаешь, чего я боюсь? Читал Ионыча?
— К…к…какого Оныча?
— Тьфу, неуч. Чехова не знаешь. — Белов хотел было поднять свою порцию, но рюмка стремилась к центру земли с невероятной силой. С третьей попытки он все-таки преодолел притяжение, но рюмку до рта не донес. Содержимое расплылось по скатерти и завоняло. В стратосфере стало дурно.
— Так вот, Леня, — как ни в чем не бывало продолжал слегка раздосадованный доктор. — Я боюсь не навыки потерять… Тем более какие тут навыки. Суставы вправлять, да синяки йодом мазать… Нет у меня никаких навыков. Я другого боюсь. Боюсь, что через год я уже не захочу никуда уезжать. Потому что мозги мои станут круглые такие…мягонькие. И все этим гадким самогоном проспиртуется. И женюсь я, Леня, на какой-нибудь среднерусской бабище. Нарожает она
