— С капустой? — поинтересовались из стратосферы.
— Что с капустой? — запнулся Белов.
— Пирожки.
— Не знаю, — доктор задумался. — Может и с повидлом. А ведь я, Леня вот этими руками… — голос Ивана вновь перешел на всхлип.
— Слышь, ты, Склифосовский! — внезапно проревел Кузнецов. — Смени уже пластинку! Думаешь у тебя одного трагедия! Я ведь тоже Мичуринскую академию закончил, не хухры-мухры. Я научной селекцией хотел заниматься. Хотел морозоустойчивые мандарины вывести… Представляете, мандарины круглый год, и растут не в Марокко каком-нибудь, а тут у нас. А меня что… жалким агрономишкой сюда определили. Четыре поля: три под посев, одно под паром. Детский сад и никаких мандаринов.
— Мандарины — это плоды вечнозеленого дерева семейства цитрусовых? — на всякий случай уточнил Четыре_пи, не открывая очей.
— Да, они самые, — Коля как-то сдулся и затих.
Наступила блаженная тишина. Никто уже не наливал. Не нужно было двигаться и стараться уловить какие-то смыслы. Даже упругие ветра стратосферы свистели бесшумно. Но где-то в глубине слоев, горошиной под пачкой одеял свербила некая невысказанность. Пришлось нащупать ее и вытащить на свет.
— Эх, вы мандарины с аппендицитами! Херня это все! — Четыре_пи приподнял голову и оказался на трибуне. — Тоже мне расплакались. Жизни не видели, мичуринцы. Вот я… Я был лучший на курсе. Космонавигация — отлично. Флуктуационное маневрирование — отлично. Ксенобиология…
— Отлично? — предположил Ваня.
— Правильно! Отлично… И еще десятки, сотни отлично. Высший допуск. Лучшие рекомендации. И что?… Что, я вас спрашиваю?
— Что? — хлопнул мутными глазами Кузнецов.
— А ничего. Меня послали в сраную дальнюю разведку. Я десять циклов провел в этом захолустном рукаве галактики. Это очень долго, Коля, — Четыре_пи захотелось заплакать, но он сдержался. — Мириады данных, Тысячи гребаных отчетов, а они изволили повысить меня всего на один ранг. Если б я служил на межзвездном линкоре, я б уже был командиром. А тут всего на один ранг… Понимаешь, Ваня… на один сраный ранг.
— Так почему ты не на линкоре? — недоуменно поинтересовался Белов и полез к бутылке. Его никто не остановил.
— Потому что я здесь, на вашей Земле. Я дою коров… И пью самогон с алкоголиками, — Четыре_пи все-таки не выдержал: по щекам покатились соленые капли.
— Между прочим, я член партии, — сказал Ваня, наполняя рюмки.
27
Снег. Так вот он какой. Белые прерывистые нити отвесно рисуют безмолвие. Мягко. Нежно. И вокруг рождается обволакивающая радость. Спокойная. Тихая. Настоящая. И обычный стылый сумеречный вечер превращается во что-то светлое. Не очень формулируемое, тем более для существа, увидевшего снег впервые.
Как же это красиво. Четыре_пи стоял и просто смотрел как из темноты, густой и беззвездной, летели связанные в хлопья кристаллы замерзшей воды. И ему было чуточку обидно, что на Десять_кью снег никогда не шел, и вряд ли пойдет. Это достояние удивительной планеты Земля. Порхающие бабочки и падающий снег. И еще очень много всего между. Когда-нибудь он напишет чертов отчет. После тезисной статистики там будет много непонятных красивых слов про снег. Жизнь не втиснешь в рамки цивилизационной модели. Ибо как выразить в ней эту баюкающую, матово искрящуюся тишину…
Выходя из ворот ремонтной базы, он ежился и дрожал. Но, оказавшись под открытым забеленным небом, сразу почувствовал странное тепло. Ему стало хорошо и уютно. И хотелось стоять, запрокинув голову, осязая кожей трогательные касания снежинок. Сама жизнь падала с далеких туч. Сама загадочная земная жизнь.
Он вышел на дорогу и медленно направился в сторону дома. Ландшафт постепенно менялся и становился неузнаваемым. И следы были черные на белом. И под подошвами звучало что-то похожее на скрип. Или хруст. Я уже мыслю совсем незнакомыми образами, подумал Четыре_пи. Думаю словами совсем неродными. Чувствую совсем не так. Я уже почти вжился в земного человека. Эдак, через некоторое время и улетать расхочется. Как там Ваня Белов сетовал, женюсь на бабище и буду пирожки трескать. Кстати, что за слова такие «эдак» и «бабища»… Почему я использую их. Где ясность сегинских функций и разумность алгоритмов. Если бы на Десять_кью все же пошел снег, то наверняка его бы разобрали на элементарные частицы и изучали как исключительно природное явление. Без всех этих «безмолвий», «умиротворений» и прочих «искрящихся тишин». Совсем я очеловечился, товарищ резидент.
Навстречу шла женщина с маленьким ребенком. Ребенок был замотан в шерстяной шарф и в правой руке держал пластмассовую лопатку. А левой держался за взрослую руку. Забавный такой карапуз. Годика три, не больше. А вот женщина выглядела знакомой. Да это же…
— Какая встреча! Здравствуйте, Леонид Дмитриевич! — сказала Наталья Михайловна. — А я думала, мы тут одни гуляем. Тоже решили по снежку пройтись?
— Действительно, неожиданно. Да я не то чтобы специально. Просто вышел из ремонтной мастерской, а тут снег.
— Красиво, правда? — она улыбнулась. Сиятельно и беззаботно.
— Правда, — согласился Четыре_пи. — Как-то все по-другому сразу выглядит.
— Вот почти и дожили до зимы. Сейчас до конца марта отбою от снега не будет. Замучимся чистить. Но первый снег — это всегда радостно.
— Что-то в нем есть сказочное, — сказал он и взглянул на малыша. — А кто тут с орудием труда?
— Это Кеша, — представила ребенка Наталья Михайловна. — Мой сын.
В ее голосе теплились любовь и немножко гордости.
— Сын? — Четыре_пи растерянно сложил в уме два плюс два. — А где же отец?
— Где же ваше чувство такта Леонид Дмитриевич? — усмехнулась она, но необидно, лишь с легкой грустинкой.
— Извините. Просто неожиданно. Я не знал, что у вас есть сын.
— Ничего страшного, — успокоила женщина. — Я особо не афиширую свое семейное положение. А оно у нас проще некуда. Я и Кеша. А папа был, да сплыл.
Куда сплыл, хотел было спросить Четыре_пи, но сдержался. Карапуз внимательно смотрел на него снизу вверх, и крупные снежинки падали ему на шарф и лицо.
— Это дядя Леня, — серьезно сказала Наталья Михайловна. — Когда вырастешь, дядя Леня будет учить тебя математике. Он хороший учитель.
— Лутсе всех? — пролепетал ребенок.
— Да, наверное лучше всех, — засмеялась она.
— Мама лутсе всех, — заявил малыш и крепче сжал ее руку.
Довольная Наталья Михайловна смахнула снег с его шарфа.
— Конечно, мама самая лучшая. Но поверь, дядя Леня тоже очень хороший учитель. Вырастешь, узнаешь. Пройдемся? — предложила она.
Четыре_пи кивнул, и они не спеша пошли по белеющей улице.
— А что вы там мастерите? — спросила Наталья.
— Сейчас работаю над моделью модернизации молочной фермы. Нужно минимизировать ручной труд. А он на ферме очень тяжелый. Много усилий тратится неэффективно.
— Ого, — уважительно протянула женщина. — Так вы прямо все руки мастер. Не только революцию в педагогике готовите, но и в молочном хозяйстве.
— Ну почему бы не помочь, если есть такая возможность, — пожал плечами Четыре_пи. — Я просто на практике применяю то, чему обучаю в школе.
— Признайтесь, ради Сорокиной стараетесь? — лукаво подмигнула она.
— При
