Броневик взревел двигателем и вонзил лемех в баррикаду со скрежетом и стоном гнущейся жести.
На фоне всего этого продолжали один за другим греметь выстрелы, раздавались крики и скандирование, все тонуло в клубах газа. Конструкция баррикады скрипела и шаталась, броневик снова взревел, отъехал и опять ударил. Какие-то куски металла с грохотом рухнули на асфальт, платформа в нескольких метрах от Норберта оторвалась и повисла, двое людей с воплем грохнулись о тротуар. Он снял их крупным планом – один упал на спину и не шевелился, другой что-то приглушенно кричал сквозь поглотитель и пытался отползти, волоча ногу.
После очередного удара та часть платформы, на которой сжался в комок Норберт, тоже начала шататься, но иначе, чем остальная баррикада; слышался скрип и треск лопающихся сварных швов. Он метнулся почти на четвереньках в сторону лесенки, но та оторвалась, и он рухнул с высоты три с лишним метра прямо на уставленные в ряд металлические мусорные контейнеры.
Вскрикнуть он не успел – сокрушительный удар вышиб воздух из легких. Несколько секунд он пытался вдохнуть, астматически хрипя в поглотитель, уверенный, что если даже его не парализовало, то у него не осталось ни одной целой кости. Лишь несколько мгновений спустя до него дошло, что он может вяло шевелиться и не ощущает характерной колющей боли от перелома. Он лежал на чем-то мягком и сыпучем. Песок. Контейнеры были наполнены песком, а он каким-то чудом едва не ударился о металлический край.
Таран пер вперед, ревя двигателем, с металлическим скрежетом толкая лемехом часть исковерканной конструкции и волоча за собой грохочущие о бетон фрагменты баррикады. Небо вспарывала канонада выстрелов, но не было видно, кто стреляет, из чего и в кого.
Вокруг начали спрыгивать люди, на мгновение стало тесно. Кто-то подал Норберту руку, помогая выбраться из мусорного бака.
На лемехе и бронированной кабине расцвели яркие вспышки, изрыгая маслянистый черный дым и разливаясь огненными пятнами. Бутылки продолжали сыпаться с обеих сторон, пока на крыше броневика не повернулась плоская башенка с паучьими глазами сканеров и торчащим толстым стволом с массивным дульным тормозом на конце, плюясь короткими очередями прицельных выстрелов. Броневик снова отъехал на метр и двинулся вперед, путаясь в решетках и покачивающихся листах жести, словно кабан в зарослях малины.
Они отступали.
Без паники и не спеша, каждые несколько шагов поворачиваясь и идя задом, с погнутыми щитами на высоте туловища. Норберт ковылял, прикрытый их шеренгой от баррикады, и снимал, стараясь не шевелить головой и понимая, что портит запись свистящим хрипом через поглотитель. Над их головами со звоном сыпались стекла, какие-то снаряды отскакивали от стены, разбрасывая облачка бетонной крошки, а в небе грохотала канонада.
Броневик в конце концов сумел пробиться, волоча по бетону искрящуюся груду искореженного металла. За ним в квартал влился поток СПАТовцев в черной броне, прикрываясь рядом баллистических щитов.
Группа Норберта отступала к очередной баррикаде из мебели, мешков с песком и мусорных контейнеров, намного менее солидной, чем первая. Несколько человек хромали еще сильнее, чем он, у одного, которого вели под руки, все лицо было залито сочащейся из-под треснувшего лыжного шлема кровью.
– Дальше! Дальше! Спокойно! Спокойно отходим! – уверенно и деловито кричал кто-то сквозь шум стрельбы. – Не три глаза! Сплевывай и плачь! Вообще не дотрагивайся!
За их спиной раздался отчаянный боевой клич полутора десятков глоток, и две группы защитников атаковали колонну антитеррористов с обеих сторон. Даже сквозь затычки в ушах Норберт слышал звуки ударов, шипение разрядов и треск, видел беспорядочную толпу, заслонившую черные доспехи СПАТа, а потом – как те падают один за другим.
Бежавший рядом человек внезапно вскрикнул и упал, давясь криком и судорожно дергаясь. В его левом бедре торчал цилиндрический снаряд, похожий на черную бутылочную пробку, вонзившийся в мышцу четырьмя растопыренными, словно ноги краба, крючьями. Снаряд издавал похожий на шипение звук, между крючьями проскакивали маленькие разряды.
– Не прикасайтесь к нему! – крикнул кто-то. Другой внезапно подпрыгнул, налетел на стену дома и свалился на тротуар в невероятной вывернутой позе, словно ком брошенной одежды.
– К баррикаде! Бегом!
Наверху баррикады появились другие селяне, подавая убегающим руки и перетаскивая их на другую сторону. Пользуясь временной защитой, они садились на землю, кто-то стоял, наклонившись и уперев руки в бока, и размеренно сплевывал на бетон, кто-то полоскал рот и поливал лицо водой из пластиковой бутылки, двое с носилками забрали раненого с разбитой головой, и только лежавший у стены дома так там и оставался, полностью и страшно неподвижный, а второй, в которого попал парализующий снаряд, продолжал слабо подергиваться с пеной на губах.
– Как эвакуация? – спросил тот же самый человек с командирским голосом. Норберт до сих пор не разглядел, кто это.
– Нужно продержаться десять минут, – ответил тип в мотоциклетном шлеме, лицо которого закрывал черный треугольный платок с рисунком в виде маленьких черепов.
– Чертовски долго. Они уже почти здесь.
Норберту хотелось свалиться на землю, как остальные, но он испортил бы кадр, так что он лишь оперся о стену и посмотрел в сторону пролома в баррикаде. Столкновение там закончилось – все атаковавшие лежали на земле: одни без движения, разбросанные вокруг, другие в ряд с руками за головой. Между ними суетилась группа антитеррористов, но было ясно, что сейчас они снова выстроятся как раньше.
Те, кто отступал вместе с ним, начали занимать места на баррикаде; им подавали дубинки, щиты, нашлось несколько пневматических винтовок, даже допотопный револьвер родом с Дикого Запада с длинным граненым стволом и пороховое ружье полтора
