Взгляд его упал на стеклянный граненый сосуд посреди стола, в котором он вдруг с недоверием опознал настоящую пепельницу. Рядом виднелась лакированная шкатулка из кедра и небольшая кнопка из полудрагоценного камня, увенчанная серебром. Открыв шкатулку, он извлек из нее плоскую картонную коробочку с сигаретами, казалось, столетней давности, с надписью золотыми буквами «Karelian %26 Sons». Реликт тех времен, когда вредные вещества помещали в красивые упаковки, а люди могли употреблять их, когда хотели. В шкатулке имелась еще одна пачка, несколько сигар в металлических гильзах и старомодная коробочка деревянных спичек.
Каменная кнопка на самом деле оказалась зажигалкой, и он закурил, ожидая сигнала тревоги, но ничего не произошло, не считая того, что часть потолка над его головой с тихим шорохом отодвинулась, открыв металлическую решетку вытяжки.
На комоде он увидел миниатюрную кофемашину, а рядом в деревянной коробочке капсулы в отсеках – разные сорта кофе и чая, шоколад. Машина выглядела весьма дорогой игрушкой, имитирующей устройство эпохи пара, с латунными трубками и эмалированным металлическим корпусом. Кофе был настоящий.
Он поставил чашку на столик и продолжал сидеть, прихлебывая из нее и глядя, как струйки дыма исчезают в потолке.
За окном зашумел ветер, по стеклам застучали капли дождя.
Допив кофе, он оделся и забрал свою сумочку, сигареты и спички – то есть, по сути, все имевшееся у него имущество.
Отделанный деревом коридор напоминал внутренность коробки для сигар. Норберт шел мимо ряда дверей, утопая в мягком, словно мох, ковре, в медовом приглушенном свете латунных бра. Все это напоминало хороший отель, хоть и небольшой. Возле лестницы с ним разминулась черноволосая девушка в пастельного цвета кителе. У ее ноги, словно верный механический пес, катился цилиндрический уборочный автомат.
– Бунэ диминяца, домнуле, – улыбнулась она.
Язык был не итальянский. Норберт его не знал.
Он спустился на два этажа, миновав витражные окна. Внизу он увидел нечто вроде стойки портье со стоящим за ней мужчиной.
– Бунэ диминяца, домнуле,[10] – снова услышал Норберт. Мужчина показал куда-то рукой, добавив по-английски: – Добро пожаловать в Карпаты. Приглашаем на завтрак, сэр.
Все-таки тут говорили не только по-клингонски.
Столовая была выдержана в том же эклектичном, вневременном стиле, что и остальной отель, – легкое, уютное ретро. Около десятка маленьких деревянных столиков, латунные лампы, льняные скатерти. Никаких народных узоров, которые могли бы на что-то намекать, длинный стол, заставленный горячими и холодными блюдами, и мужчина в белом, который приветствовал его очередным «Бунэ диминяца», стоя над гревшейся на открытом огне огромной сковородой.
– Яичницу, домнуле? Глазунья, омлет?
В отелях, где обычно останавливался Норберт, яичница выглядела как безвкусный комок мягкой порошковой замазки – по сути, вегетарианская синтетическая имитация. Здесь же яйца лежали в плетеной корзинке на подстилке из сена, словно на прилавке у селян. Он попросил глазунью, которую принесли ему к столику на миниатюрной сковородке, а потом прошелся вдоль буфета. Блюда были ему отчасти незнакомы, но выглядели не столь экзотично, чтобы их невозможно было узнать, – сосиски в настоящей натуральной оболочке, сыры, какие-то баранки из мягкого теста с творожной начинкой, остро пахнущий мягкий соленый творог, тонкие, свернутые в спираль жареные колбаски, ветчина, выпечка. Некоторые блюда слегка напоминали турецкие деликатесы, другие были вполне европейскими.
Норберт завтракал в одиночестве в пустой столовой, чувствуя, как нарастают охватившие его подозрения. Он очнулся в роскошном отеле в какой-то горной пустоши, получил медицинскую помощь, якобы все бесплатно, кто-то подсунул ему пепельницу и экзотические сигареты. Отель, в котором можно курить? Завтрак из свежеприготовленных блюд, достойный миллионера? Даже кофе был настоящий эспрессо, приготовленный в кофемашине. Больше здесь никого не было. Откуда эти горы жратвы? Фрукты, сладости и пирожные, без какого-либо медицинского контроля? Настоящие яйца? Свежевыжатый апельсиновый сок? Пепельница в номере?
То был некий анклав, в котором открыто плевали в лицо доктрине сбалансированного развития и добровольной бедности.
Или всего лишь вызванный психотропными препаратами бред.
Поев, он заказал вторую чашку эспрессо со сливками и взял еще одну баранку с творогом, когда в столовую вошел очередной посетитель – высокий и худощавый, с загорелым лицом и очень коротко подстриженными волосами, от которых осталась, собственно, лишь идущая по темени полоска. На нем были туристические брюки, рубашка с миллионом карманов и спортивная куртка из грубой ткани.
Отчего-то тот показался странно знакомым.
Норберт понятия не имел, кто это, но не сомневался, что где-то наверняка его видел, и это слегка раздражало, словно застрявшая между зубами травинка.
– Ну, привет, – сказал тот по-польски. – Не знаю почему, но я нутром чувствовал, что это окажешься ты. Вот уж действительно, прыщ на жопе.
Норберт проглотил кусочек выпечки, думая лишь о том, чтобы не выглядеть полным идиотом.
– Что, не помнишь? – усмехнулся его собеседник. Развернув стул, он уселся на него верхом, скрестив руки на спинке. – Когда мы виделись в последний раз, мы договорились, что ты послушно возвращаешься домой и не показываешь нас в фильме. Я даже дал тебе пятьдесят дирхамов. Когда Шаман сказал, чтобы мы нашли ему ивентщика, который влип в по-настоящему серьезное дерьмо, мы не искали никого конкретного, но я как-то подсознательно подумал о тебе. Ну и вот – пожалуйста, – он щелкнул пальцами. – Интуиция.
Норберт медленно потянулся к чашке, которая оказалась пуста. Он все вспомнил, но до сих пор не мог поверить.
– Да, это я, – кивнул тот. – Тайгер, – он приложил руку ко лбу, изображая выгнутый козырек бейсболки. – Один из тех, кто вывез твою побитую задницу из-под Бурдж-Халифа в Дубае.
Чашка явственно пустовала.
– Идем в оранжерею. Там тебе нальют еще кофе, а может, коньяка. Поговорим, покурим и кое-что выясним.
Застекленные стены оранжереи выходили в окутанный туманом сонный сад, в камине спокойно горело толстое полено, среди деревцев в кадках стояли круглые столики и обитые медовой кожей кресла. Здесь тоже имелись пепельницы, а когда они сели, девушка в униформе принесла на подносе кофе и пирожные.
– Тот самый момент, когда ты можешь задавать вопросы, – заметил Тайгер, помешивая в чашке, и отхлебнул воды из стакана.
Норберт бросил в кофе два
