Человек, который использовал наемников так, как другие используют программистов или водителей. Как банду готовых убивать за деньги.
И этот же человек отправился на полюс, занимался охраной тигров и памятников старины.
Или Норберта.
Ибо чего-то от него хотел.
Скажем, отснять некий ивент. Только какой?
Больше всего Норберта мучила мысль, что у террористов, джихадистов и тиранов всех мастей тоже имелись свои ивентщики. Все, что имело хоть какое-то значение, следовало швырнуть перед многоглазой тупой мордой твари МегаНета. Будь это даже взрыв Парижа или захват власти над миром, это событие нужно было показать – только тогда оно начало бы реально существовать.
Однажды ночью он сидел у камина после очередного кошмара, ожидая, пока начнет действовать доза впрыснутого в нос препарата. Царила глухая, звенящая в ушах тишина, в которой он отчетливо слышал удары собственного сердца. Приступ паники постепенно проходил, но Норберту не хотелось возвращаться в постель. В конце концов он включил торшер возле дивана и достал сигареты.
Послышался чей-то приглушенный, но пронзительный крик. Он доносился откуда-то из-за двери и даже дальше, но Норберт аж подпрыгнул, выронив зажигалку. Несколько мгновений он сидел, парализованный внезапным страхом, убеждая себя, что кто-то слишком громко включил фильм, но ему все равно хотелось спрятаться в шкафу.
Это не был испуганный вскрик проснувшегося пусть даже от самого страшного сновидения. Это был вопль того, кто очнулся с ногой в медвежьем капкане или увидел сидящего на краю кровати дьявола.
Крик смолк.
Норберт шевельнул дрожащей рукой, давая команду раздвинуть занавески, и те впустили в комнату слабый, похожий на ртутный свет. Тучи слегка разошлись, показав огромную синюю луну, плывущую над зубчатой линией елей.
Вдали снова раздался крик, но теперь он скорее напоминал рыдания и доносился как будто из коридора.
Встав, Норберт стиснул зубы, смял в пепельнице сигарету, натянул штаны и рубашку, сунул ноги в ботинки. Может, потому, что начали действовать капли, а может, ему просто надоело прятаться под кровать при каждом шорохе – он сам не знал.
В нескольких метрах от него стоял мужчина, опираясь о стену выбритой головой, и тихо всхлипывал, сжимая опущенные кулаки. Он был высок, крепко сложен и почти гол – его одежду составляли лишь треугольные плавки. Норберт осторожно подошел и остановился на безопасном отдалении.
– Эй, тебе что, плохо?.. – спросил он по-английски, избегая идиотского «все в порядке?», которое в подобных ситуациях ужасно его раздражало. – Позвать кого-нибудь?
– Пожалуйста… – пробормотал тот с сильным акцентом, не отрывая лба от стены. – Зайди ко мне в комнату и занавесь окно. Я… не могу… Страшно…
– О’кей, без проблем, – осторожно ответил Норберт.
Дверь в комнату была приоткрыта. Внутри стояла точно такая же мебель, как и у него, только воняло чем-то химическим, будто в аптеке, и, как ему показалось, мочой. На тумбочке возле кровати стоял медицинский монитор и стойка с какими-то капельницами, из которых свисали трубки. Его карточка здесь не работала, так что он просто опустил шторы и с силой дернул тяжелые занавески, отрезав комнату от ртутного медяка почти полной луны, смолистой линии елей и лунных теней на газоне.
В наступившей темноте он нашел по памяти маленькую лампочку возле камина и включил ее, чтобы не наткнуться по пути на кресло.
– Ну вот, – успокаивающе сказал он. – Все в порядке.
Мужчина внезапно развернулся и схватил Норберта за рубашку. Он не пытался нападать, скорее хотел удержаться, чтобы не упасть. Один его глаз был заклеен повязкой, а половину лица покрывал почти серебристый шрам, словно от ожога. Подобные же похожие на замерзшие ветви пятна виднелись на руках мужчины, на одной не хватало двух пальцев. В сгибе локтя виднелись закрепленные пластырем наконечники катетеров.
– За дверью – пустота, – дрожащим голосом прохрипел он. – Черная пустота без конца и без края. Ледяная бесконечность. Ничто там не может жить… Есть только пустота. И чернота. Ничего нет… Ничего… Понимаешь?!
– Понимаю, – ответил Норберт, в панике размышляя, сумеет ли он дотянуться до тяжелого металлического огнетушителя.
– Тогда почему?.. – пробормотал незнакомец. – Почему я до сих пор слышу, как они кричат там, в темноте?.. Там нет ничего… ни света… ни воздуха… ни температуры… Ибо это пустота! Так почему же они все еще кричат?!
На лестнице раздались шаги. Норберт узнал невысокую брюнетку в медицинском халате, с сумкой в руке. Рядом с ней шагал мужчина в такой же серо-голубой униформе.
– Прошу вернуться в комнату, – решительно приказала врач, подойдя к ним. Ее спутник взял лысого под руку и бесцеремонно освободил рубашку Норберта из его пальцев.
– Этот человек кричал, – сказал Норберт. – Ему нужна помощь.
– Для этого мы и тут, – ответила она. Лысый отпустил стену и позволил увести себя в комнату.
– Ложитесь спать, сэр, – произнес санитар тоном, достойным брандмейстера. – Этот человек пережил катастрофу и все еще находится в шоке. Ему дадут лекарства, и он вас больше не побеспокоит. Он под надежной опекой. Всё под контролем. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – сказал Норберт вслед закрывающейся двери.
Вернувшись к себе, он запер дверь на задвижку и налил стаканчик бренди. Ему не хотелось ложиться и видеть сны о кричащих в пустоте.
* * *После этого случая он начал чуть больше обращать внимание на других обитателей отеля. В основном это были атлетического сложения мужчины, не то в туристической, не то в военной одежде, в холщовых штанах с застежками и карманами. Некоторые носили какие-то темные фирменные рубашки-поло с загадочной надписью на спине NIGHT SHIFT #3. Все были коротко подстрижены, с татуировками на руках. В группе оказалось также несколько женщин, но все они держались в стороне. Впечатление было такое, что этим людям лучше не попадаться на пути, но они никого не задевали. Он решил, что это уставшая команда буровой установки.
И все же что-то с ними было не так.
Однажды, ближе к вечеру, дождь в конце концов прекратился, и Норберт вышел прогуляться вокруг отеля – просто подышать свежим воздухом. Здание вызывало ассоциации с горнолыжной базой – с фундаментом из отесанного камня, отделанное темными балками и увенчанное покатой
