– Закричишь – умрешь.
Глаза у нее были… только что не на ниточках.
– Ты… ты…
– Запомни. Сейчас я тебя оцарапаю, а в следующий раз – убью. Не здесь, нет. Я найду и место, и время, и никто меня не поймает. Ты же видишь, как мне легко уйти незамеченной, а ты останешься тут кучей дохлого дерьма. Один лишь жест, да?
– Д-да-а…
– Мне плевать, что ты вышла замуж за моего бывшего – забирай, хоть с кашей жри. Но если ты хоть пальцем тронешь его ребенка. Моего ребенка, сука. Если хоть руку на него поднимешь. Ты поняла? Одна его слезинка равноценна твоей смерти. Я тебя и на луне достану. А это – на память.
И тряпку с хлороформом ей на морду. Если кто не знает, хлороформ можно было по дешевке купить в институте. Медицинском. Я купила. Был шанс не рассчитать дозу, но тут уж наплевать. Помрет – туда и дорога.
Мне все удалось сделать правильно, как врач показывал в свое время. На память я оставила бабе порез на шее.
Какая ж истерика была в салоне!
Бывший муж тогда даже ко мне приезжал, но у меня было алиби на тот день, и я отгавкалась. Эта дурища даже лица моего не видела, еще не хватало. Ни камеры, ни люди… если бы я не была бухгалтером, мне стоило бы пойти в киллеры. Я бы справилась, и руки не дрожали бы. Но сидеть не хотелось. Слишком уж профессия ненадежная.
Так что сына я обезопасила.
Но мне понадобилось больше десяти лет, чтобы занять приличный уровень, с которого я могла общаться с бывшим… нет, не на равных, но хотя бы не снизу вверх.
Я тогда еще не поняла, что сына я уже потеряла.
Он вырос добрым, неглупым, хорошим парнем, но – чужим. Не оказалось у нас той близости, которая бывает между матерью и ребенком, выломали ее, вытравили. И живи как хочешь.
Сын стал мне хоть и родным, но чужим.
Больно…
– Зато он остался. Он жив, и внуки у тебя будут…
– Уже есть.
– Вот. И ты все им оставила, правильно?
– Старшей внучке. Лине. С ней у меня так получилось, контакт ближе, чем с сыном.
Это верно. Хоть переписываемся иногда, по скайпу болтаем.
Не питаю иллюзий – деньги она любит больше, чем меня, но… но хоть капля тепла! И она на меня похожа, в молодости.
– Вот. А своему убийце оставила бы?
– Нет.
– И я не хочу.
– Ну и не оставляй. – Я пока не понимала, в чем суть.
– Амура, ты вообще разбираешься в магии?
– Очень приблизительно.
– Понятно. Так вот, магия крови означает, что порчу на меня наслали через кровь. Родную кровь.
Почему-то у меня нос зачесался. Фантомная чесотка, наверное.
– А через сына?
– Он мертв.
Нос зачесался сильнее.
– И что с того? Нацедили кровушки, навели порчу…
– Кровь годится только свежая. Три дня, не больше, потом все.
– Ага… – Я задумалась. – И у нас говорят, что убитые приходят под окно к обидчикам… три дня. Продержится человек – жив останется.
– Порчу на меня навели примерно через две пятиницы после смерти сына.
– Пятиницы?
Дальнейшее выяснение показало, что в данном мире недели не приняты. В месяце шесть отрезков по пять дней. Вот этот отрезок и называется пятиницей.
Наконец я подвела итоги:
– На тебя наслали порчу. Подозреваю, что и сына угробили осознанно. Но – кабаном?
– Ничего удивительного. Вот смотри, язвы?
– Да.
– Это медленная смерть, а есть и другая порча. На быструю гибель. Допустим, у него сердце разорвалось, а тут и кабан…
– Так подгадали?
– Не знаю. Так получилось.
Я вздохнула.
– Подводя итоги. Тебя вылечить не получится, поэтому ты хочешь, чтобы я…
– Поглядела на моих родных. Определила, кто навел порчу. И – отомстила.
Я хмыкнула.
– Никак иначе это определить нельзя? Кто навел, зачем навел…
– Если б можно было…
– А ты уверен, что кто-то из родственников? А то ведь и незаконные дети есть?
– Родственники приедут на наследство. И незаконные, если они есть, тоже приедут на наследство. Не просто ж так меня убили… хоть на могилу плюнуть – и то в радость будет.
Звучало логично. Но в магии-то я не разбираюсь! Никак!
– Эрард, ты же сказал, что откат пойдет, что след останется, что…
– Я же и сказал, что от этого можно защититься.
– Про защиту ты не говорил. А можно?
– Да. Но взамен забирается чья-то жизнь. Может, даже жертвенного животного, магия крови это допускает. Это гадко, за это все равно следует расплата… к примеру, женщина могла родить троих детей. После такого ритуала ее здоровья хватит только на двоих.
– А мужчина?
– Его дети могут нести печать ритуала. Уродство, например. Горб, колченогость…
– И снять никак не получится?
– Только с головой.
– Добрые вы в этом мире…
– А в вашем?
– В нашем считают, что любой закон и любое правило можно обойти.
Эрард запрокинул голову и рассмеялся.
– Законы мироздания? Обойти? Вот недоумки!
Я развела руками.
– Понимаешь, магии у нас особо нет, те, кто что-то умеет, маскируются не хуже хамелеонов, а базовые законы мироздания… у вас вот Хурт – одна штука. А у нас каждый полудурок может создать свою секту или религию.
– И ему за это ничего не будет?
– Как повезет. Но может и вывернуться.
– У нас такие не выворачиваются.
– И конечно, законы все трактуют в меру собственной эротической фантазии. Примерно так: нельзя, но если очень хочется, то можно и даже нужно. А потом попробуем расхлебать и отмазаться.
– Тьфу.
– Ага, уроды. Кто б спорил.
– Кажется, с тебя еще и причитается за вытаскивание из того уродского мира.
– Но-но, – обиделась я. – За своим миром приглядывай, а обзываться тут нечего. Дураков везде хватает, у вас – тоже.
И наглядный пример сидит прямо передо мной.
Эрард развел руками.
– Извини. Не хотел задеть.
– Проехали.
– Куда?
– Сленговое выражение такое. Означает, что не стоит задерживаться рядом с обидой, вонять начнет…
– Хм-м… забавно. Проехали.
– Давай о твоем деле? Кто там тебя убил…
– Это должен быть кровный родственник, иначе никак. Другая кровь не подействует. Кстати, я уж молчу, что кого-то могут и втемную использовать.
– И… я, как проявленный эфирент, должна летать и на них охотиться?
Сценка мне представилась конкретная.
Просыпается неизвестный мне человек (а их там мно-ого), а над кроватью – оно.
Синее, светящееся и с признаками. Что дама-с…
И завывает оно нечеловеческим голосом:
– Покайся, гад, в совершенном преступлении! А то щас вломлю!
Интересно, сколько будет раскаявшихся? Я бы сказала, большой процент. А описавшихся?
Эрард покачал головой:
– Летать не надо. Да и не сможешь ты далеко отойти от места призыва, к сожалению. А вот сделать так, чтобы все явились сюда, – это в моих силах. На оглашение завещания.
– Ты помирать собрался?
– Да пора уж… я ведь сказал – порча.
– Как-то ты это буднично говоришь, – честно призналась я.
– А чего бурлить? Жизнь прожита, хорошо прожита, погулял, побродил… может, и Хурт своей милостью не оставит.
Я вздохнула.
Вот оно, главное различие с нашим миром.
Даже самые невероятно верующие сейчас все равно сомневаются. А вдруг? Мало ли?