– О, спасибо. Это меня по-настоящему успокоило.
– Суть в том, что в данный момент для тебя нет ничего важнее, чем сидеть на лугу и медитировать. Ты с этим справишься, Барри. Ты уже справился, просто еще не понял.
– Правда?
– Ты же сам говорил, что почувствовал, будто «помутнение» вот-вот начнется, но смог его избежать. Как?
Барри вспомнил тот случай, когда он увидел в окне капитана Сингха и попытался остановить пулю. Ему казалось, что «помутнение» вот-вот его настигнет, но ему все равно удалось ее поймать.
– Не знаю.
– Думай. Что произошло?
– Я должен был схватить пулю, чтобы она не попала в человека, – Барри изобразил, как он вытягивает руку, приготовив большой и указательный палец, чтобы схватить что-то в воздухе. – Мне показалось, что «помутнение» наступает, когда я бежал ему на помощь, но я все равно сумел схватить пулю.
– Ты думал об этом человеке или о пуле?
– Об обоих. Пуля вот-вот готова была в него попасть. Не понимаю, что ты хочешь сказать.
– Еще ты говорил, что когда ударил Мардона молнией на водохранилище, думал, что можешь попасть в «помутнение», но этого не случилось, – Оливер закинул руки за голову и принялся выполнять серию упражнений.
– Помню, но потом приступ начался, когда я просто бежал к нему. Может, тут никакой закономерности и нет?
– Есть. Когда ты швырнул молнию в Мардона, ты думал о Джо или Джоне? Или только о молнии?
– Ну, метать молнии сложно. Одно дело их создавать, но чтобы их контролировать, нужна немалая сосредоточенность.
Оливер застыл, держа руки над головой. Он выжидательно посмотрел на Барри.
– Сосредоточенность, – повторил Барри, на этот раз с восторгом.
– Да.
– Я сосредоточился на пуле, и потом на молнии.
– Да. Не на последствиях, не на том, что ты можешь не справиться. Только на своей цели.
– Думаю, я сосредоточился на процессе. Ты этому и пытаешься меня научить? Выглядит несложно.
Оливер рассмеялся – редкое зрелище.
– Несложно, да?
– Так значит, мне нужно просто думать… погоди, о чем? Сосредоточиться на беге? Но это питает плазму. Мне по-прежнему нужно двигаться на сверхскорости.
– Не отвлекайся от того, что ты только что понял. Сосредоточенность – ключ ко всему, но ты не можешь зависеть от пули или молнии каждый раз, когда она тебе понадобится. Источник сосредоточенности всегда должен быть при тебе. Тебе нужен триггер. Что-то, что в момент, когда ты будешь близок к «помутнению», поможет тебе остановиться.
– Остановиться?
– Не в буквальном смысле. Перестать направлять свои мысли по одному пути и переключиться на другой. Сосредоточиться. Заземлиться. Дышать. Осознать себя в моменте. Важно, что происходит сейчас – больше ничего не имеет значения. Направь свои мысли внутрь. Шаг за шагом. Так прокладывают путь.
Барри искренне хотел понять. Он хотел снова испытать тот момент озарения, который, как ему показалось, он ощутил только что – но не понимал, как применить это знание на практике. Осознанность ускользала почти мгновенно. Как же это разочаровывало. Он не знал, сможет ли вспомнить обо всем этом в разгар битвы. Если кто-то погибнет из-за того, что он остановился, чтобы выдохнуть и подумать, он себе этого не простит никогда.
– Барри! – громко окликнул его Оливер. – Ты слишком много об этом думаешь. Ты должен разрешить себе остановиться. Перестать постоянно переживать за всех. Понимаешь?
– Понимаю, но это не значит, что смогу.
– Знаю.
– Я верю, что ты хочешь мне помочь, – сказал Барри. – Получается, ты сам научился не переживать за всех?
Оливер молча посмотрел на него, одновременно накладывая стрелу на тетиву. Он повернулся, не отрывая взгляда от Барри, и выстрелил. Стрела вонзилась в ствол клена. Затем Барри осознал, что она пронзила последний лист – когда он падал на землю.
– Неплохо, – сказал Оливер.
– Ладно, это было впечатляюще. Но, честно говоря, этот лист не пытался убить тех, кого ты любишь.
– Какая у тебя была любимая игрушка, когда ты был маленьким? – ни с того ни с сего спросил Оливер.
Барри не понял, к чему этот вопрос, но ответить было просто.
– Микроскоп.
Оливер наклонил голову.
– Правда?
– Ага, – Барри улыбнулся. – Он был такой классный. У меня были все эти предметные стекла, с мушиным крылом, ресницей и…
– Ладно, вот что мне от тебя нужно. Когда почувствуешь приближение «помутнения», подумай об этом микроскопе и о том, как ты… любил в него смотреть?
– Не стоит произносить это как вопрос, – возразил Барри. – Я и правда любил в него смотреть. Проводил за ним целые часы. Не мог дождаться выходных, чтобы у меня было время поработать за ним.
– Хм. Ладно. Тогда это и будет твоим триггером. Думай об этом времени. Об этом переживании. Вспомни, как ты был сосредоточен в те моменты. Сумеешь?
– Думаю, да. – Он помолчал. – Смогу.
– Давай снова поупражняемся в дыхании, и на этот раз я хочу, чтобы ты ассоциировал дыхание и осознанность с этим микроскопом.
– Если хочешь, я могу думать о чем-нибудь другом.
– Нет. Сам выбирай.
– Мне просто показалось, что тебе не нравится микроскоп.
– Не важно, что мне нравится или не нравится. Давай снова присядем и потренируемся управлять дыханием.
Оба снова уселись на траву.
– Не забывай о ритме. Повторяй. Не думай ни о чем, кроме дыхания и микроскопа.
Они сидели молча, окруженные звуками, доносящимися с луга и кукурузного поля. Шло время, и Барри понял, что не слышит ничего, кроме собственного дыхания. К собственному удивлению, он ощутил, как его глаз прижимается к окуляру микроскопа, почувствовал запах пластика и стали. Ему ужасно хотелось протянуть руку и поправить линзу. Он был у себя в комнате, уютной и безопасной, и перед ним было множество часов свободы, возможности исследовать и узнавать новое.
– А какая твоя любимая игрушка? – спросил он.
– Наверное, «феррари тестаросса», которую я получил на свое пятнадцатилетие.
Еще некоторое
