Счастливчик в немом отчаянии посмотрел на Лапочку, ища в ее глазах следы былого дружелюбия или хотя бы намек на то, что она отчитывает его только по долгу, а не от своего сердца. Но ее взгляд оставался суровым и холодным. Нет, Лапочка набросилась на него не напоказ, она была серьезна!
Теперь понятно, как она смогла так быстро подняться на вершину стаи… За краткое время их знакомства Счастливчик не успел разглядеть суровую непреклонность, жившую в сердце подруги, но именно это качество быстро превратило красавицу Лапочку в Бету.
– Тем более что твоя жалость Омеге все равно не поможет, – добавила Лапочка, презрительно покосившись на съежившегося песика.
– Я знаю. Просто…
– Просто тебе нужно преподать урок жизни в стае, городской пес.
При этих словах остальные собаки угодливо захихикали, а Торф даже завизжал – вероятно, радуясь тому, что позор Счастливчика отвлек стаю от его недавнего унижения.
– Выслушай меня, Счастливчик. Потакая слабости этого жалкого создания, балуя его едой, которую он не заслужил, ты причиняешь ему вред, поскольку портишь его. Удовлетворившись незаслуженными подачками, он не будет стараться, а значит, никогда не сможет занять более высокое положение в стае. Верно?
Альфа, внимательно следивший за происходящим, одобрительно кивнул, и Счастливчика бросило в жар от ревности и стыда.
– Да, Бета… Ты права… Теперь я понял, – пробормотал он.
– Вот и хорошо. Если лишить Омегу цели, к которой нужно стремиться, он никогда не станет лучше. Правда, Омега?
Маленький уродец униженно закивал, тряся головой.
– Да, Бета! Ты права! – Он повернул голову и со злобой посмотрел на Счастливчика: – Я не нуждаюсь в твоих подачках! Стая дает мне все, чего я заслуживаю!
– Хорошо сказано! – хрипло расхохотался полуволк. – Наконец-то я слышу мудрые слова от нашего Омеги! Никогда не доверяй никому, кроме стаи, уродец. Этот городской пес хотел помыкать тобой, а не помогать.
Когда холодный взгляд полуволка остановился на Счастливчике, тот с отвращением к себе почувствовал, как инстинктивно сжимается в комок и втягивает голову.
– Ты пока не стал полноценным членом стаи, Счастливчик. Помни об этом и учись поступать так, как принято в нашей стае!
Лапочка тоже посмотрела на Счастливчика, гнев в ее глазах погас, уступив место какой-то тихой задумчивости.
– Он научится, Альфа. Я ручаюсь.
На этом выволочка, кажется, закончилась.
Счастливчик дрожал от облегчения. Он был благодарен Лапочке за то, что та открыто заступилась за него перед Альфой. Униженный и раздавленный, он вернулся к еде, борясь с невольным восхищением перед Лапочкой. В глубине души – там, где жил его Собачий Дух – он понимал, что подруга права.
Было бы ошибкой сводить поступок Лапочки к простой жесткости – нет, она была не жестока, а лишь тверда, справедлива и предана стае. Она никогда не допустила бы бессмысленного издевательства над Омегой и точно ни за что не оставила бы его голодным – ведь кто-то должен был выполнять обязанности, считавшиеся ниже достоинства более уважаемых членов стаи. И еще что-то подсказывало Счастливчику, что Собаке-Лесу по душе суровая твердость Лапочки и строгость, с которой она заставляла Омегу лезть из шкуры ради повышения.
К сожалению, Счастливчику от этого было не легче. От огорчения у него даже аппетит пропал. Вернувшись к суслику, он без всякого удовольствия стал глотать мясо, вдруг показавшееся ему горьким и жилистым.
– Интересно, сколько он теперь оставит Омеге? – донесся до Счастливчика насмешливый шепоток Торфа.
– Он впервые ест с нами, – добродушно ответила ему Прыгушка. – Ничего, научится. Сразу никто не становится настоящим стайным псом!
Счастливчик проглотил еще одну порцию мяса, думая о том, каким образом этим собакам, при всех различиях между ними, удается так хорошо существовать вместе. Вот сейчас, например, Прыгушка не то чтобы заступилась за Счастливчика, но одернула Торфа, указав, что тот неправ. Значит, даже в стае возможны разные мнения? Но при этом они все делали одно дело и стремились к одним целям.
«Я всегда знал, что стая – это не для меня, – думал про себя Счастливчик. – Странное это дело, тут не поймешь, куда ступить и что тявкнуть».
Мысли его снова, в который раз, возвратились к собачкам-на-поводочке. Возможно, они были смешны и нелепы, не умели постоять за себя и охотились гораздо хуже стайных охотников, однако Счастливчик не мог себе представить, чтобы кто-то из них нарочно заставил товарища голодать. А вот члены дикой стаи преспокойно позевывали и болтали между собой, равнодушно наблюдая за тем, как Омега жадно пожирает объедки, подолгу обгладывая каждую брошенную косточку.
Нет, в этой стае Счастливчик никогда не сможет стать своим. Больше всего на свете ему сейчас хотелось снова оказаться одиночкой – свободным и беззаботным, без груза ответственности за кого-то, кроме себя. Никто не будет указывать ему, что делать, и сам он тоже не станет никого поучать и наказывать. Съеденная добыча подступала к горлу Счастливчика, стоило ему взглянуть на то, как Омега глодал голые кости.
А остальные собаки тем временем неторопливо отряхивались, облизывались и потягивались. Не дожидаясь, когда Омега закончит свою жалкую трапезу, они собрались в кружок в стороне от кучи, и Хромой кивком подозвал Счастливчика.
Тот поднялся с земли и хотел подойти, но застыл, пораженный звуком, поднявшемся над поляной. Счастливчик стоял, затаив дыхание, позабыв обо всех своих горестях. Казалось, этот звук рождался у него в костях и жилах, и лишь потом выливался в тихий ночной воздух. Дрожь пробежала по шкуре Счастливчика, его морда сама собой поднялась к небесам.
Вся стая, задрав головы, смотрела в темнеющее небо. Звук, лившийся из собачьих глоток, был высоким, диким и завораживающим. Стоя посреди поляны, Счастливчик увидел, как Омега робкой тенью скользнул в круг. Собаки расступились, давая ему место, и черный песик занял место между ними, а потом поднял свою сморщенную мордочку и запел вместе со всеми.
Дрожа всем телом, Счастливчик сделал несколько шагов вперед. Круг снова беззвучно разомкнулся – на этот раз для него – и Счастливчик очутился рядом с Лапочкой, прекрасная узкая морда
