– Вот тебе и ой! Ты мелкий засранец! – кричу я, вновь ударяя его кулаком, но уже гораздо сильнее. – Как ты мог улететь? Ты хоть представляешь, как мы волновались?
Но стоит мне замахнуться в очередной раз, как Джеффри ловит мой кулак и стискивает в руке. Меня удивляет, насколько сильным он стал и с какой легкостью остановил мой удар.
– Кто «мы»? – интересуется он, но, заметив, что я не поняла его вопроса, уточняет: – Кто волновался?
– Я, тупица! И Билли, и папа…
– Папа не стал бы беспокоиться обо мне, – покачав головой, возражает он, и я вижу, как вспыхивает злость в его глазах.
Я уже и позабыла, что брат злится на папу за то, что тот бросил нас, когда мы еще были детьми. За то, что отсутствовал в нашей жизни. И обманывал нас. Разве это справедливо?
Я кладу руку на плечо Джеффри. Его кожа холодная и влажная, будто он гулял под дождем или летал по небу в облаках.
– Где ты пропадал? – в этот раз спокойнее спрашиваю я.
– Занимался своими делами, – отвечает он, клацая по кнопкам на одной из стиральных машин.
– Ты мог бы хотя бы сказать, куда отправляешься. Или позвонить.
– Зачем, чтобы ты убедила меня поступить как хороший маленький обладатель ангельской крови, даже если бы меня арестовали? – Он отворачивается и, засунув руки в карманы, ковыряет ковер ботинком. – А здесь хорошо пахнет, – вдруг выпаливает он.
И это настолько нелепая попытка сменить тему, что у меня на лице расплывается улыбка.
– Не хочешь постирать одежду? Это бесплатно. Ты вообще умеешь стирать?
– Да, – бурчит он.
Я представляю, как он стоит посреди прачечной и с хмурым видом сортирует одежду, чтобы впервые в жизни что-то постирать самостоятельно. Но почему-то мне становится грустно от этой картины.
Забавно, но все это время, все эти месяцы мне так хотелось поговорить с ним. И я не раз воображала, что скажу ему при встрече. Как отругаю и накажу его. Стану убеждать вернуться домой. Посочувствую его переживаниям. Попытаюсь уговорить его рассказать о том, чего до сих пор не поняла в его истории. Скажу ему, что люблю его. А теперь брат стоит передо мной, а в голове пустота.
– Ты собираешься вернуться в школу? – спрашиваю я.
– А что мне там делать? – усмехается он.
– То есть ты не планируешь заканчивать учебу?
Его серебристые глаза превращаются в осколки льда.
– Чтобы я мог поступить в престижный университет типа Стэнфорда? Окончить его и найти работу в офисе с девяти до пяти, а потом жениться, купить дом, завести собаку и парочку детей? Достичь ангельско-американской мечты и жить долго и счастливо? Кстати, как будут называть моих детей, если у них окажется тридцать семь с половиной процентов ангельской крови? Думаешь, для этого есть какое-нибудь латинское название?
– Ты можешь достичь этого, если захочешь.
– Но я этого не хочу, – возражает он. – Так поступают люди, Клара. А я не отношусь к ним.
– Это не так, – выпаливаю я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.
– Я человек лишь на четверть. – Он осматривает меня с ног до головы, словно пытаясь определить, где проявляется моя человечность. – И этого очень мало. Так почему это должно влиять на меня?
Я скрещиваю руки на груди, чтобы сдержать дрожь, которая вызвана отнюдь не холодом.
– Джеффри, – спокойно говорю я. – Мы не можем убежать от собственных проблем.
Он вздрагивает, а затем протискивается мимо меня к двери.
– Не стоило мне приходить сюда, – бормочет он.
И я тут же задаюсь вопросами: «Зачем тогда он это сделал? Почему захотел меня увидеть?»
– Подожди. – Я тянусь к нему и хватаю за руку.
– Отпусти меня, Клара. Я больше не играю в эти игры. Я покончил со всем этим и отныне не позволю кому-либо указывать мне, что делать. А стану делать то, что хочу сам.
– Прости! – Я замолкаю и делаю глубокий вдох. – Прости! – более спокойно продолжаю я. – Ты совершенно прав. Мне не стоило командовать тобой. Я не…
«Мама», – хочется продолжить мне, но слова застревают в горле. Я отпускаю его и отхожу на пару шагов назад.
– Прости, – повторяю я.
С минуту он пристально смотрит на меня, словно решая, стоит ли продолжить разговор.
– Мама знала, – наконец признается он. – Знала, что я решу сбежать.
Я пристально смотрю на брата.
– Откуда?
Он усмехается:
– Она сказала, что ей птица на хвосте принесла.
Да, не сомневаюсь, что она именно так и сказала.
– Это всегда немного раздражало в ней. Верно?
– Да. Настоящая всезнайка. – Губы брата искривляются в болезненной улыбке.
И это разбивает мне сердце.
– Джеффри… – начинаю я, желая рассказать о рае и том, как я видела маму, но он перебивает меня.
– Главное, что она знала, – говорит он. – И даже подготовила кое-что для меня.
– Но, может, я…
– Нет. Мне не хочется, чтобы ты сейчас портила мне жизнь. – Он слегка хмурится, словно только что осознал, как это прозвучало. – Я хочу сказать, что должен во всем разобраться сам, Клара. Хорошо? У меня все в порядке. И именно поэтому я и пришел сегодня. Тебе не о чем беспокоиться.
– Хорошо, – бормочу я внезапно осипшим голосом. А затем прочищаю горло и начинаю: – Джеффри…
– Мне пора идти, – перебивает он.
Я киваю, будто нет ничего странного в том, что он куда-то торопится в пять утра.
– Тебе нужны деньги?
– Нет.
Но все же соглашается подождать, пока я сбегаю в свою комнату за бумажником, а потом берет у меня немного наличных.
– Если тебе что-то понадобится, обязательно звони мне. Я не шучу.
– Чтобы ты могла начать мной командовать? – интересуется Джеффри, но в этот раз слова звучат добродушно.
Я провожаю его до входных дверей в общежитие. На улице прохладно, и меня охватывает беспокойство, что у него нет пальто. Что сорока двух долларов, которые он взял у меня, будет недостаточно, чтобы заполучить еду и ночлег. Что мы никогда больше не увидимся.
– Отпусти уже меня, – просит он.
И я заставляю себя разжать пальцы.
– Джеффри, подожди, – зову я, когда он начинает удаляться.
Но он не останавливается и не оборачивается.
– Я позвоню тебе, Клара.
– Только попробуй этого не сделать, – кричу ему вслед.
Он заворачивает за угол здания, и мне удается продержаться на месте лишь три секунды, прежде чем я бросаюсь ему вслед. Но когда я добегаю до угла, Джеффри уже нет.
Дурацкий ворон объявляется вновь, когда я прихожу на урок счастья. Усевшись на ветку прямо за окном, он смотрит на меня. Сейчас время медитации, а значит, мне следовало бы, как и всем остальным шестидесяти студентам, выбрать позу поудобнее и отпустить все мирские мысли и прочие тревоги. Но это невозможно, потому что я тут же начну светиться, словно солнце. Еще мне полагается держать глаза закрытыми, но я то и дело открываю их, чтобы посмотреть, улетела
