По прибытии в Алник Энтони находит письмо от летописца Кроуленда. Тот отвечает на вопрос, почему так одержим записью битв. Летописец считает, что его работа заключается в прояснении воли Бога, раскрывающейся в ходе сражений. Битвы подобны испытаниям огнем или водой, в которых обнаруживаются виновные и доказывается добродетель невинных. Бог говорит с нами и формирует нашу историю через сражения. Энтони, читая письмо, сомневается, что Божья цель раскрывается через сражения, ведь в первой битве при Сент-Олбансе победил Йорк, и так же было в битве при Блор-Хите. Но Йорк проиграл в битве при Лудфорде, а потом выиграл в Нортгемптоне, только чтобы быть разгромленным в Уэйкфилде. И наконец дело йоркистов побеждает при Мортимер-Кроссе и при Таутоне. Почему бы Богу не принять окончательное решение, кого же он все-таки поддерживает? Получается, божественно указанная судьба королевства движется зигзагом.
Также летописец сообщает, что теперь аббат сражается с новой проблемой: он заинтересовался Нимродом, первым в мире тираном, и его намерением построить башню до небес. Снова применив свои математические способности, аббат доказал, что даже без божественного вмешательства проект Вавилонской башни потерпел бы неудачу, так как для достижения сферы Луны в 178 672 милях от нас строительство башни потребовало бы 374 731 250 000 000 000 кирпичей, а это перевесило бы Землю, поскольку башня получилась бы тяжелее, чем чистилище в Южном полушарии.
На следующий день Энтони написал Рипли: «Приветствую вас и прошу вашего благословения. Вчера у меня было странное приключение…
Я шел вдоль берега к северу от Алника, когда увидел ее. Издалека и в надвигающихся сумерках я принял бесформенную черную груду за тюленя, но скалистый выступ над морем был слишком высок, чтобы зверь мог туда забраться. Приблизившись, я увидел одетую в черное женщину. Она оглянулась, заметила меня и жестом пригласила подойти и посидеть с ней, глядя на море со скалы. Я так и сделал. Оказавшись рядом, я увидел, что у нее ярко-зеленые глаза и рыжие волосы, которые все время свешивались на лицо. Без всякого вступления она заговорила: „Когда я была молода, я жила с морским народом под изгибом волны. Мы любили резвиться меж скал и дрейфовали к берегу и от берега, повинуясь биению пульса моря. Шелест волн, скользящих назад по гальке, напоминал мое дыхание. Иногда нам нравилось лежать на мелководье и наблюдать за людьми на суше, дивясь на их жизнь. Хотя я считаю, что родом мы из глубоководья, росли мы близко к берегу, где катались верхом на прибое. Я была счастлива с морским народом, но наступил день, когда мне сказали, что я выросла слишком большой и должна вернуться к людям, после чего вытолкали меня на берег. Так я оказалась на суше и стала учиться жить здесь. Несколько раз я возвращалась в море, и сначала морской народ говорил и играл со мной, но в конце концов меня стали избегать. И мне пришлось плавать в одиночестве в темнозеленом море, темном почти до черноты – вот как сейчас. Взрослея, мы забываем о таких вещах. А теперь вставай, и я кое-что покажу тебе“.
Мы оба поднялись, и она указала на какие-то темные формы вдали в море. „Тюлени“, – сказал я, ибо так и думал. „Нет, это морской народ. Разве не замечательно будет присоединиться к ним?“
Она подошла ближе и обняла меня. Я принял это за порыв нежности, но объятия были крепкими, и в следующий миг она бросилась вместе со мной в море. Под водой она цеплялась за меня, и мы сражались друг с другом, а подводное течение уносило нас от скалы. И только когда мне удалось освободить одну руку и ударить ее в лицо, попав пальцем ей в глаз, хватка демоницы ослабла, и я освободился из ее объятий. Я вынырнул на поверхность, но прилив был настолько сильным, что меня несло примерно полмили вдоль берега, прежде чем я выбрался на полоску земли».
Получив письмо Энтони, Рипли ответил, что напомнить о морском народе – мысль хорошая, но сейчас ему необходима история белого кречета с описанием невероятных и чудесных подвигов, которые Энтони совершил, освобождая птицу из царства мертвых. Сама птица, приобретенная в Лапландии, уже прибыла и содержится в безопасном тайном месте за пределами Лондона, пока Энтони не вернется на юг и не будет готов преподнести ее в дар королю. Хотя Энтони пишет не быстрее, чем читает, он уверен, что ему не составит большого труда придумать необычное приключение, ибо все детство он провел под нескончаемые рассказы его матери Жакетты о несчастных рыцарях, заколдованных принцессах, зловещих еретиках, таинственных пустынных замках, эльфах, оборотнях и говорящих статуях. Подростком он знал волшебный мир лучше реального.
Выдуманные истории о королевских битвах и странствующих рыцарях обычно заканчиваются впечатляюще: после страшной опасности наступает либо великое торжество, либо ужасное отчаяние. Однако никакого впечатляющего конца осадам на севере не предвидится. Бамборо и Данстенборо покорно голодают, герцог Сомерсет сдается на милость короля, а Алник покинут его защитниками. Так что этот этап войны завершен, и Энтони наконец получает разрешение вернуться на юг. Теперь ему срочно нужно сочинить какое-нибудь приключение, в конце которого белый кречет снова окажется у него в руках.
Глава 6
Корбеник
«После взятия замка Алник меня отправили на юг с первым отрядом демобилизованных солдат. В начале второго утра где-то к северу от Ньюкасла мне наскучило медленное продвижение пеших воинов, и я пустил лошадь легким галопом, предполагая подождать их на дороге, но тут на землю спустился густой туман, и я подумал, что лучше не продвигаться дальше. Поэтому я спешился и стал ждать, пока остальные нагонят меня. Я долго ждал, но мой отряд так и не появился. Силуэты древних, поросших мхом деревьев смутно виднелись сквозь плотный туман, и только время от времени я слышал, как с ветвей падает подтаявший снег. У меня не было при себе никаких припасов, и ничего не оставалось, кроме как отправиться дальше по лесной дороге в том направлении, которое я счел южным. Хотелось поскорее покинуть безрадостные северные земли, где когда-то рыскали чудовищные черви – а могут, насколько мне известно, рыскать и сейчас. В конечном итоге путь должен был вывести меня к человеческому жилью, где мне подсказали бы, как
