Сосед по столу ответил:
– Вон он, человек с черным лицом. Это великий рыцарь, который ездит по свету невидимым и убивает других рыцарей.
Тут сэр Гарлон сообразил, что речь идет о нем, подошел и ударил Балина по лицу тыльной стороной кисти, говоря:
– Почему ты так смотришь на меня? Стыдись! Ешь мясо и веди себя, как подобает нашему гостю.
После чего Балин поднялся со своего места, вытащил меч и обрушил его на голову Гарлона, разрубив ее почти пополам. Тогда король Пеллам вскочил и гневно закричал:
– Эй ты, рыцарь, ты убил брата моего и поэтому живым из замка не уйдешь!
Слуга вручил Пелламу топор, и король, бросившись к Балину, хотел ударить его по голове. Защищаясь, Балин поднял меч, но тот сломался под ударом топора.
Оставшись без оружия, Балин повернулся и побежал через помещения замка в поисках орудия, которым мог бы защититься. Наконец он попал в богато украшенную палату, в центре которой стоял стол из серебра и золота, а на нем лежало странное по виду копье. Балин схватил копье и ударил им преследовавшего его Пеллама в пах. Когда Пеллам рухнул бездыханным, стены его замка задрожали и начали разваливаться. Балин пролежал без сознания в руинах три дня, прежде чем пришел в себя и выбрался из завала. Дева была мертва, как и большинство придворных и слуг короля Пеллама, хотя сам король прожил еще много лет, несмотря на ужасную рану. Прежде бодрый мужчина, любивший рыбачить и охотиться, теперь он не мог подняться с одра болезни без чужой помощи.
Мерлин разыскал под обломками потерявшего сознание Балина и дал ему лошадь, так как его конь вместе с девой погиб во время обвала. Чародей рассказал Балину, что копье, которым он ударил Пеллама, было тем самым, которым сотник Лонгин пронзил грудь нашего Господа Иисуса Христа. Пеллам, гостеприимно принявший Балина, – самый благородный из всех живущих королей, но из-за его неисцелимой раны на страну пало проклятие: когда король болен, его королевство обязано страдать вместе с ним.
Балин молвил Мерлину:
– В этом мире мы никогда не встретимся вновь, – и ускакал прочь.
Где бы он ни оказывался, везде ему попадались умирающие или уже мертвые. Фермы были заброшены из-за нехватки рабочих рук, скотина бродила беспризорной и голодной. Плоды гнили на земле, а затем и сами деревья засохли и больше не плодоносили. Щедрая земля стала пустой, а реки заполонила мертвая рыба. Голодные псы нападали на истощенных людей. Брат бился с братом, только бы получить немного пищи, и эта битва продолжается доныне. Война между Йорком и Ланкастером – это лишь самые последние сражения, что тянутся от увечья Пеллама и падения его замка, и сегодня мы живем в разрухе, вызванной ударом Балина. Это зима человечества.
Люди возроптали против Балина, навлекшего своим Скорбным ударом упадок на страну, а некоторые предсказывали, что его настигнет божественная месть, и действительно: не прошло и нескольких месяцев, как Балина убил родной брат. Но это уже другая история.
Мэлори вопросительно смотрит на Энтони.
– Мне не понравилось, – говорит Энтони. – Я бы предпочел послушать о белом олене. Легенда, которую ты только что рассказал, по-моему, не имеет смысла, ведь невидимый рыцарь Гарлон был убийцей и к тому же использовал колдовство, чтобы уничтожать своих жертв, поэтому Балин был просто обязан убить его, а Пеллам показал себя злодеем, раз дал приют Гарлону, пусть даже тот был ему братом. И Пеллам зря пытался отомстить Балину своими силами, а Балин имел право защищался любым доступным ему оружием. И уж точно Пеллам не «самый благородный из всех живущих королей». С чего бы Богу наказывать Балина, а еще хуже, насылать разруху на страну и ее неповинных жителей?
На лице у Мэлори безрадостная улыбка.
– Я знал, что вы не поймете. Эта история – испытание для слушателя, поэтому я и поведал ее вам. Пеллам был помазанным королем. Тот, который наносит удар королю, наносит удар самому Богу, а пути Господни неисповедимы. Сомневаться в Божьем промысле – ужасное богохульство. Какое бы зло ни совершил король, он всегда прав, и негоже подданному поднимать руку против законного правителя. Здоровье и благоденствие подданных монарха зависят от его здоровья и благоденствия.
Разумеется, сейчас Мэлори имеет в виду не Пеллама, а Генриха Ланкастера.
Затем Мэлори прикрывает глаза и произносит по памяти, будто читая книгу:
– «Увы мне, – сказал сэр Ланселот, – что довелось услышать, как самый благородный король, посвятивший меня в рыцари, низвергнут своими подданными в своем же королевстве».
Но Энтони возражает:
– Ты лицемер, ибо признал себя многажды преступником, и вдруг я слышу, что ты сравниваешь себя с сэром Ланселотом! Ты определенно лицемер, поскольку по пути сюда я слышал, как ты осуждаешь истории, называя их злобными искусительным бесами, а сам только что рассказал мне еще одну историю.
Мэлори снова закрывает глаза и на этот раз цитирует по латыни:
– «Odi et amo: quare id faciam, fortasse requires. Nescio, sed fieri sentio et excrucior», – а затем переводит: – Я ненавижу и люблю. Вы можете спросить, почему я так поступаю. Не знаю, но я так чувствую, и я страдаю. – И Мэлори, открыв глаза, продолжает: – Нет на свете простого человека, состоящего лишь из одного элемента. Катулл говорит нам об этом. Я хочу творить добро. Во мне есть и хорошее. Впервые я это понял, когда оказался в Людгейтской тюрьме за браконьерство по милости шерифов Лондона. Я был в отчаянии, потому что уже повидал ужасы заключения, но еще не притерпелся к ним.
Сейчас я расскажу вам, как Бог послал мне избавление. Я молился, и во время молитвы Бог дал мне ответ: Он не только показал мне, как покинуть темницу, хотя все двери и ворота тюрьмы на запоре, но и научил, как оставить все мои грехи позади. Я просто закрыл глаза и мысленно представил золотой свет и освещенную его лучами прекрасную страну, по которой я путешествую вместе со справедливыми королями, отважными рыцарями, мудрыми отшельниками и где встречаю женщин столь же добродетельных, сколь и прекрасных. Как ни странно, все эти добрые люди были моей полной противоположностью и все-таки жили во мне. Словно семена потомков, которых я сам и породил.
Эти короли, рыцари и девы были знакомы мне по легендам, слышанным в детстве, но теперь те легенды расплылись и потеряли форму, и мне открылось, что я должен свести их воедино, должен исцелить сюжеты, должен записать услышанное, и я стал молиться Иисусу, ибо мне денно и нощно требовалась великая сила Его поддержки, поскольку я посвятил себя сочинению благородной и радостной книги, озаглавленной «Смерть Артура», которая поведает
