Оставляю без ответа все сказанное, ибо все равно проиграю эту словесную битву. Смотрю на него, и сама не понимаю, как же я могла так втрескаться в него. Злюсь и тут же об этом забываю, стоит только взглянуть на него. До чего же он красивый, статный. А этот белый халат на нем… Ух. Чертовски ему идет. Кто-то его видит каждый день, с девяти до шести. А кого-то он касается… Блин, так и хочется стать его пациенткой. И плевать, что придется лежать в ненавистной мне больнице. Это лучше, чем видеть его какие-то жалкие полчаса за ужином и завтраком.
— Чего ждем, дите? Пошли уже и прекрати витать в облаках. Давай лапку.
— Не называй меня так, — кажется, я схожу с ума, одновременно злюсь на него за дите и млею от лапки. Подумать только, лапка! А мне нравится. Тяну к нему ладонь и тащусь только от одного прикосновения. Такой теплый. Сильный.
— Мало ли чего ты просила. Перчатки надень, до машины еще дойти надо.
— Угу.
— Что угу? Надевай, давай. Руки как наждачная бумага. Еще и девушкой зовешься.
— Руки как руки. Тебе все не нравится. Хотя издеваться надо мной, видимо очень нравится, — вырываю ладонь и быстро шагаю к лифту. Как только двери лифта раскрываются, быстро захожу в кабину, не смотрю на него, хотя безумно хочется. А если взгляну, то и про наждачку забуду и прощу, нет, уж лучше стоять смирно. Закрыть глаза и главное рот.
— Не обижайся. И не хмурь лоб.
— А то что, морщины будут?!
— И это тоже. А вообще тебе просто не идет. Одевайся и про шапку не забудь.
Нехотя натягиваю на себя шапку, с перчатками посложнее, ибо они благополучно лежат дома. Убираю руки в карман, и так сойдет. “Наждачная бумага” значит, ну ничего, дома так омоложу руки, что с попкой младенца перепутает. Черт, опять дети и младенцы. Прекращаю думать о руках, когда прямо перед носом мне щелкают пальцами.
— Подъем, принцесса. Мистер лифт прибыл к пункту назначения. Где перчатки?
— Чего ты пристал с этими перчатками? Нет их у меня, нет! Дома забыла, представляешь? Такое неразумное дите часто забывает о шарфе, перчатках и шапке! И да, в ней я страшная, так что и ее забери.
Двери лифта открываются, и я пихаю шапку прямо в руки Сережи. На ходу снимаю бахилы. Быстро иду вперед, выхожу из здания. Не успеваю далеко отойти от входа, чувствую, что поскальзываюсь на асфальте, покрытым тонкой корочкой льда и едва припорошенным снегом. Стараюсь быстрее встать на ноги и скорее выбраться из этого места, но, увы, ноги живут своей жизнью. Снова смачно поскальзываюсь, уже представляя картину, как сбежавшая гордая истеричка шмякается мордой об асфальт, как меня хватают за капюшон, словно я нашкодивший ребенок. Ставят ровно на ноги и разворачивают к себе. Конечно, это Сережа. Молча надевает на меня шапку и натягивает, на мои уже замерзшие ладони, свои перчатки. Снимает с себя шарф и оборачивает им мою шею. Ладони утопают в его огромных перчатках, но мне становится безумно хорошо, а шарф согревает не только теплотой, но и его особенным запахом. Апогей всему, Сережа садится на корточки, словно сейчас мне сделает предложение руки и сердца, ах да, мы же и так женаты. Но нет, предложение он мне не делает. Он завязывает мне шнурки… Кажется, это еще хуже, чем шлепнуться на глазах у всех. Я для него точно ребенок и это никогда не изменится.
— Спасибо, — говорю я, а самой хочется удавиться или исчезнуть куда-нибудь подальше, может в Антарктиду и обязательно в перчатках.
— Топай давай и без происшествий.
Берет меня за руку, и мы молча идем к машине. Сережа открывает мне дверь своего авто, и я усаживаюсь на мягкое сиденье, а он чистит машину от приличного слоя снега. Несмотря на то, что машина пустовала весь день, салон все равно наполнен его запахом, сама не знаю, что за запах, просто вкусный, просто его… Нужно раздобыть его туалетную воду и обязательно купить себе такую же, буду в тайне нюхать по ночам. Боже, я ненормальная. Как только перестаю витать в своих больных фантазиях, Сережа садится в машину и трогается с места. Всю дорогу едем молча. Несмотря на заснеженные улицы, домой мы приезжаем довольно быстро.
Ненавистные занятия меня когда-нибудь доконают, как же продержаться еще целых полгода… Ну да ладно, как-то же проучилась столько времени. Решаю уйти пораньше, по пути забрать Машу с художки и приготовить ужин. И всё-таки найти, чем пахнет мой любимый говнюк.
Пока Маша выгуливает Жулю, я быстро ставлю в духовку мясо и иду на поиски туалетной воды, ну или чем он там себя поливает. Захожу в его комнату, осматриваюсь, но ничего не нахожу. Захожу в ванную, оглядываюсь по сторонам в поисках туалетной воды, решила, что никуда не уйду, пока не узнаю, чем пахнет Сережа. Открываю поочередно все полочки, но нужной вещи так и не нахожу. Решаю, что терять все равно нечего и захожу в душевую. А вот тут уже есть где душе разгуляться: шампуни и гель для душа. Открываю каждый флакон и начинаю вдыхать запах. Боже, я действительно чокнутая, но могу поклясться, чем угодно, что это точно его запах! Всего лишь шампунь, а не какая-нибудь туалетная вода. Господи, я же ещё раньше могла его найти, бестолочь. Улыбаюсь как идиотка, представляя, как теперь буду пахнуть так же. Из фантазий меня вырывает звук открываемой двери. Черт, ну почему он так рано пришел. Прикрываю дверь душевой и прекращаю любые попытки двигаться. Все что угодно, но так позорно здесь застать он меня не должен. Сейчас всего пять вечера или что-то около того, значит душ принимать ещё рано, он просто переоденется. Да, точно, дыши глубже, Ксюша, но желательно тихо. Не успеваю помолиться всем Богам, как дверь душевой отодвигается в сторону и передо мной открывается великолепный вид на обнаженного Сергея. Первые секунды откровенно пялюсь на умопомрачительно подтянутый торс, вот не даром гад пыхтит каждое утро над своим телом. Взгляд устремляется вниз, и только сейчас осознаю, что он полностью ГОЛЫЙ. Прикрываю лицо ладонями, как в детстве, словно я в домике, я невидимка.
— И что мы здесь делаем, прелесть моя? — убирает ладони с моего лица. Я зажмуриваю глаза, не в силах смотреть на него. — Ксюша, открой глаза, я что настолько ужасен?
— Ты голый, — еле слышно произношу, сама не узнавая свой голос.
— Ну, было бы странно, если бы я мылся в трусах.
— Ты меня сразу увидел! Мог бы дать знак,