— Почему, — проворковало чудовище с явственным раздражением и налетом тоски, — почему ты не оставишь нас в покое?
Оно трансформировалось: конечности плавно становились щупальцами из дыма, брюхо усыхало, а черная шерсть спрессовывалась в складки драного платья. Костлявая двухметровая женщина нависала над автомобилем.
Оля не дрогнула. Словно машинка по производству страха сломалась внутри. Или выплеск адреналина поборол ужас. Она глядела на Пиковую Даму в упор.
— У меня осталось незагаданное желание! — сказала Оля. — И ты обязана выполнить его.
Существо засверкало красными глазами и заревело, как зверь, попавший в капкан.
— Я хочу…
Мысли носились в голове мотыльками, вспыхивали, сгорали. Как выторговать свои души у этого чудовища? Как провести коварного джинна, который в сказках переиначивает любое желание и обращает его во вред просящему?
«Воскреси нас?»
Допустим, Пиковая Дама воскресит их, но немедленно или чуть погодя снова утащит в свое логово.
«Оставь нас в покое навсегда?»
Как долго будет длиться «навсегда» Пиковой Дамы? Что для нее вечность в скрипучем древнем доме, в этом вакууме?
Чудовище ждало.
Сердце вознамерилось выпрыгнуть из груди. Мозг воспламенялся, отказываясь работать. Оля чуть сместила взор, нахмурилась, сфокусировалась…
Позади графини, на крыше «ауди», сидел человек. Нет, хватило секунды, чтобы понять, что это не имело к людям ни малейшего отношения.
Там на четвереньках восседал сам Нергал — шумерский бог преисподней, войны и мора. Возможно, он присутствовал в безразмерной комнате с самого начала или же материализовался только что, привлеченный обрядовыми словами. Его вишневого цвета радужки излучали любопытство. Так энтомолог наблюдает за совершенно новой разновидностью червей.
Он был невысок и субтилен, но источал поистине животную силу. Он выглядел как арлекин с холста художника Якова Всеволодина, но это была одна из многих его личин. Лоскутный шутовской костюм облегал гибкое тело, красный, в тон с оттенком кожи, словно арлекин переусердствовал в солярии. Мысль о том, какие солярии посещает божество, заставила желудок скрутиться узлом.
Аккуратные ногти Нергала покрывал серебряный лак. Бубенцы, пришитые к одежде, мелодично бряцали. Он улыбался, но то была ухмылка мертвеца. Широкая, безжалостная, оголяющая белые десны и сверкающие зубы — бриллиантовые зубы в пасти бога.
Нергал слушал, что скажет смертная, и почесывал тонкими пальчиками в паху. Добыча Пиковой Дамы пробудила в нем искренний интерес. Миновали века с тех пор, как людям удавалось произвести на него впечатление.
— Чего ты хочешь? — спросила графиня, склоняясь к Оле, кривя черный рот.
Идея запылала в голове не пресловутой лампочкой, но факелом. Оля выставила перед собой свечу, озаряя изнуряюще жуткую морду ведьмы.
Это была тьма, и во тьме припаркованный «ауди», на крыше которого сидел бог, — и это были тихие слова девочки, осмелевшей от безысходности.
— Спроси, сможешь ли ты воскресить своего сына.
Бугры над глазницами сдвинулись к переносице. Носа у Пиковой Дамы не было — лишь продолговатые отверстия. Нергал поменял позу, вытянул шею, внимая.
— Я знаю ответ, — прорычала графиня. — Я прочла его в запрещенных книгах.
— Спроси лично. — Оля повела свечу в сторону арлекина, безмолвного наблюдателя. Он походил на обожженного солнцем юношу в карнавальном костюме, но Оля видела, что он старый. Что возраст его непостижим. — Спроси, — глядя на божество, наслаждавшееся гибелью цивилизаций, сказала Оля, — поможет ли то, что ты делаешь, вернуть твоего мальчика. Твоего Николая.
Серая морда исказилась свирепой гримасой. Графиня прильнула к наглой девчонке, дохнула трупной вонью.
— Не произноси его имя!
— Это мое желание, — проговорила Оля, не опуская глаз. — Чтобы ты спросила.
— Хорошо, — после паузы сдалась графиня.
Она повернулась к Нергалу, и Нергал посмотрел на нее, не прекращая скалить бриллиантовые зубы.
— Ты сказал мне, когда я была человеком, что я переселю душу сына в тело другого ребенка, и так он снова воскреснет. Ты сказал, что может не выйти сразу, и я пробовала девятнадцать раз, и еще множество раз — умерев.
— Да, — ответил арлекин. Его голос был пением хрустального ручья и сопровождался эхом.
Графиня уже поворачивалась обратно к Оле.
— Что, да? — выкрикнула Оля. — Что означает твое «да»?
— Да, я так сказал.
— А это правда? И дети не умерли зря?
— Это правда? — тихим, почти человеческим голосом спросила Пиковая Дама.
Нергал захохотал. Вероятно, он мог соврать, и, вероятно, черная измученная душа Анны Верберовой не почувствовала бы лжи, но это был славный момент, чтобы посмеяться.
Он лаял как собака, брызгая слюной, — насмехаясь над женщиной, погубившей стольких сирот ради своего щенка, он хлопал по крыше «ауди» наманикюренной пятерней.
Какими же жалкими и глупыми были людишки!
Пиковая Дама все поняла. Она завыла, вцепившись в лысый череп. Челюсть упала на грудь, поддерживаемая сухожилиями, щупальца вздыбились. Графиня кричала от боли и горя. Ее крик вышиб ветровое стекло на капот. Свеча погасла, автомобиль ослеп на одну фару. Из радиатора повалил дым. Зашипев, лопнули шины, покатились прочь диски. Металл корежился, машина складывалась пополам.
Оля метнулась в салон, разгребла руками паутину.
— Артем!
— Я здесь! — выдохнул мальчик.
Оля выскребла брата из липких сетей и прижала к груди.
— Я не испугался, — сказал Артем на ухо.
— Мы уходим, — прошептала Оля.
Автомобильный аккумулятор издох — и зазеркалье погрузилось в кромешный мрак. Длинные пальцы схватили Олю за шиворот, вынули из сплющивающегося салона и швырнули прочь. Но объятий она так и не разжала. Она…
…Распахнула глаза — и вода потоком хлынула из горла. Казалось, в желудок закачали литры холодного супа, он лился изо рта, из ноздрей.
— Живая! Живая! — воскликнул Женя, подпрыгивая от счастья.
Игорь Сергеевич перевернул Олю. Она продолжала надсадно кашлять и выплевывать воду, но взгляд выискивал в свете ламп брата. В голове то темнело, то полыхало белым огнем. Изголодавшиеся легкие заново учились принимать кислород.
— Тема…
Тело брата выгнулось, лопатки отлепились от пола. Его вырвало, но не водой, а волосами. Из глотки полезла длинная влажная колбаса разноцветных волос. Так коты выкашливают комки шерсти. Вода не пошла из его желудка и легких… возможно, потому, что в купели не было воды. Только мокрицы и жуки, только мелкая лужа на облицованном плиткой дне. Очередной морок проклятого подземелья.
Оля подползла к брату и помогла освободить рот от волосяной пробки. Артем смотрел слезящимися глазами, дышал часто и неглубоко. Оля стиснула его в объятиях.
Игорь Сергеевич и Женя наблюдали, потрясенные.
— Где… где вы были? — Игорь понимал, как абсурден вопрос.
Все это время Красновы были в подвале — мертвый Артем лежал возле бассейна, а Оля плавала в… Он покосился на осушенные желоба. Не важно…
— Мы были в ее мире, — тихо, но отчетливо сказала Оля. И
