Элайджа резко проснулся. За окнами все еще стояла ночь. Должно быть, он спал час-полтора, не более. Место, на котором лежала Катерина было прохладным. Ее же самой не было. Встав и быстро одевшись, Элайджа стал ее звать. Но она не откликалась. Дом был пуст. Сердце Элайджи сжалось. Он не понимал, куда подевалась Катерина. Тревога крепко сдавила горло. Заглянув еще раз в спальню, он заметил небольшой клочок бумаги на тумбе возле зеркала, который прежде ускользнул от его глаз.
«Жизнь научила меня полагаться лишь на саму себя. Нужно всегда быть на шаг впереди своего врага», — гласило написанное. И ни слова больше. Элайджа смял бумагу. Из груди едва не вырвался оглушительный рык гнева и боли. Катерина его обманула. Предала. Лишь использовала его для того, чтобы узнать с чем связан интерес Никлауса к ее персоне, а после усыпила бдительность влюбленного в нее глупца.
— Дурак, — сквозь зубы прошипел он себе, думая о том, что у любви есть одна опасная грань. Она ослепляет. Не дает видеть реальность с ее грубым лицом и коварной ухмылкой. Но даже столь старый вампир, как он, повидавший многое за свою длинную жизнь, попался в ее пленительные сети, как несмышленый мотылек в ловушку факела, излучающего дивный привлекательный свет и манящее тепло.
Прибыв домой, Элайджа узнал, что у Никлауса пропал лунный камень, столь необходимый для обряда. Брат был в ярости. Он немедля поднял прислугу на ноги, дабы те нашли вора. Некоторых отправил проверить Катерину. Элайджа ничего не сказал и поднялся к себе в комнату. Ему было все равно. Внутри властвовала пустота и отголоски гнева.
— Элайджа! — прорычал Никлаус, ворвавшись в его покои. — Катерина сбежала! Помоги ее отыскать! Эта вертихвостка явно как-то узнала о моих планах! И это ее рук дело, что пропал лунный камень! — Пауза. — Дьявол! — ярость перекосила благородные черты лица. — Тревор был полчаса назад у нас в доме! А он же в нее влюблен до беспамятства! — схватив со стола кувшин с вином, Никлаус швырнул им в стену. — Что ты стоишь? — нетерпеливо обратился он к Элайдже. — Все наши планы рушатся как карточный дом!
Гнетущая тишина.
— Я помогу тебе ее отыскать, — твердо произнес Элайджа, смотря в горящие яростью глаза и твердя себе, что семья превыше всего, тем более после предательски всаженного любимой ножа в спину. — Мы всенепременно ее найдем и свершим необходимый ритуал.
Всю ночь они преследовали беглянку, но, к ее счастью и к отчаянию Никлауса, настигнуть не смогли. На рассвете Элайджа с чувством, что его, как баранью тушу выпотрошил мясник, вернулся домой. Сейчас он одновременно любил и ненавидел Катерину. Никлаус исступленно продолжал поиски. Элайджа уже догадывался, как тот, не получив желаемого, отомстит двойнику Татии. Он убьет ее семью, живущую в Болгарии. И Элайдже нисколько не было жаль. Сердце его ожесточилось, превратившись в камень.
Ведомый ароматом жизни, Элайджа, зайдя в зал, увидел стройную девушку, вальяжно сидящую в кресле к нему в профиль и пьющую из кубка кровь. Ее лицо прикрывали рыжие волосы. Секунда, и она встала. Повернулась к Элайдже и улыбнулась.
— Агнес?.. — немного удивленно спросил он и нахмурился. — Ты...
— Да, я теперь одна из вас. — Поставив кубок на стол, она, покачивая бедрами, подошла к Элайдже. — Когда ты меня отпустил, через каких-то полчаса меня настиг Клаус. Он был недоволен тем, что ты в каком-то роде пренебрег его подарком. И как видишь, отныне я не жертва. Моя душа никогда не попадет в Рай. Теперь я несу бремя проклятья, что и вы. Но, — она лукаво улыбнулась. От нее больше не исходили волны страха, наоборот, от нее лавиной шла уверенности. — Я довольна этим. Жизнь кажется намного краше и насыщеннее! И я помню теперь все, что было... — Немного склонила голову набок. — Ты так печален. — В полумраке из-за задернутых шторами окон, ее глаза казались таинственными мрачно-зелеными озерцами. — Я могу тебе помочь? — нежно провела ладонью по волосам Элайджи. — Как-никак, ты ведь мне оказал услугу — Пауза. Томный взгляд. — Если можно так сказать. — Усмешка. Агнес как можно соблазнительнее облизала губы.
— Пожалуй, — кивнул Элайджа. — Убирайся прочь. — Вежливая улыбка. — Ты мне омерзительна. — Он слегка поморщился.
— Чем же? — удивилась Агнес, и ее брови взлетели вверх.
— Ты рада тому, что пала. Торжествуешь сгоревшим у души крыльям. Ты глупа и жалка в веселье, что обменяла вечную жизнь на беспроглядную бесконечную смерть.
Не дожидаясь ответа, Элайджа развернулся и поднялся в свои покои.
Стоя напротив картины, где старик нависал над юношей, он думал о том, как изменчива судьба; мы иногда забываем, что хоть и являемся скульпторами своей жизни, люди, которые нам встречаются, так же вносят в нее свои линии, изгибы, сколы. Отсюда наш мир выходит зачастую не таким, каким мы желаем.
Однако после всего случившегося, он не потерял веру в любовь, ибо она — это исток и устье жизни, по которому плывет наша лодка. Без любви нет бытия. И все становится пустым.
Отойдя от картины, Элайджа подошел к круглому столу, за которым совсем недавно играл с Катериной в шахматы. Фигуры все так же покоились на полу, сметенные рукой Никлауса. Солнце, вырвавшись из плена густого тумана, поднялось выше. Утро разгоралось. Нагнувшись, Элайджа взял одну из фигур и приблизился к окну. Стал наблюдать за просыпающимся миром. Еще ночью он казался ему другим, но несмотря на это общий мир не изменился. Он все так же существовал. Жил. Дышал.
Спустя полчаса он получил подтверждение, что Катерине помог сбежать Тревор. Узнал, что отныне Катерины Петровой больше нет. Она умерла. Зато на свет появилась новая вампиресса. И звали ее Кэтрин Пирс.
В руках у Элайджи сломалась шахматная фигура. Это был черный ферзь, в просторечье — королева.</p>
