– Ты выполнишь приказы нашего Верховного мага. Ты сделаешь то, что прикажет твой Верховный маг, хотя, возможно, не сразу с этим смиришься. Ты поступишь так, потому что ты джен-теп, как бы глупо ни носился со своими аргосскими претензиями, вырядившись в нелепую одежду, словно пастух приграничья, в нелепую шляпу с дурацкими суеверными символами. Ты выведаешь для нас секреты королевы и, когда настанет нужное время, убьёшь графиню. А потом вернёшься домой, к нашей семье. Ко мне.
Её спокойная уверенность была как указ, произнесённый магистратом, словно тысяча человек в стальных доспехах стояли рядом, готовые привести приговор в исполнение. Как будто я был одним из тысячи. Это было почти непреодолимо.
– Почему?
Я попытался превратить свой вопрос в насмешку, отказ; хотя бы сделать его началом нового спора. Вместо этого он прозвучал обиженно и совершенно искренне.
В глазах Ша-маат заблестели едва заметные слезинки.
– Потому что несмотря на всё, что ты о себе думаешь, несмотря на весь твой ум, у тебя есть одна огромная слабость, брат. Ты мечтаешь о семье. Ты жаждешь любви. Дароменские варвары отыщут это в тебе. Будь осторожен – как бы с помощью своей находки они тебя не уничтожили.
Закрывая за собой дверь, сестра сказала:
– С прошедшим, Келлен. Хотела бы я подарить тебе что-нибудь получше.
Хитрость
Проблема тренировки изгоев не в том, чтобы заставить их перестать лгать, а в том, чтобы заставить их понять: то, что они привыкли выживать с помощью лжи, не означает, что остальные люди не могут лгать куда лучше их самих.
Глава 19
Воображаемые беседы
Карета летела по Северной Дароменской Императорской дороге; растущие вдоль неё деревья и кусты становились всё реже по мере того, как мы подъезжали к более холодным местам. Карета выглядела прекрасно, чёрная лакировка снаружи подчёркивалась серебряной отделкой, на дверцах с каждой стороны красовалась тщательно выполненная выпуклая алая эмблема дома графини с изображением розы и меча – но экипаж был совершенно не приспособлен к тяготам дальних путешествий.
Чем ухабистей становилась дорога, тем отчетливее это чувствовали мои ягодицы. Но боль в заднице и неумолимые деревянные сиденья начисто проигрывали в сравнении с моей спутницей. Молчание графини Мариадны вообще-то было настолько громким, что на второй день я понял – с меня довольно.
– У вашего кучера есть причины играть в догонялки с ветром? – спросил я.
Графиня не поднимала головы от книги, хотя предвечернее солнце давало очень мало света.
– Чем быстрее мы прибудем, тем быстрее я развяжусь с этим фарсом, – сказала она. – И с вами в частности.
– Со мной? И чем же я виноват в вашем затруднительном положении, графиня?
– О, на сей счёт можете утешиться, мастер Кел…
– Господин, – поправил я.
Рейчис проворчал:
– Из всех глупых привычек Фериус ты решил перенять именно эту?
Графиня Мариадна дёрнула носом, как будто белкокот пукнул. Кажется, именно это он и сделал; внутри кареты слегка пованивало.
– Как вам угодно. Но, господин Келлен, заверяю, что вы ни в малейшей степени не виноваты в моём «затруднительном положении», как вы это назвали. Я потеряла мужа пять лет назад, на мои границы непрерывно нападают, моя кузина, королева, отказывается отменить несправедливый и нечестный приговор – вот источники моей муки. Вы же, напротив, всего лишь королевский шут, посланный, чтобы развлекаться за мой счёт.
– Развлекаться? – Я подался вперёд на сиденье ровно настолько, чтобы ей стало неудобно. – Госпожа, у вас, кажется, сложилось впечатление, что мне хочется быть здесь, а не во дворце, где я оставил удобную комнату и хотя бы туманную возможность приятной беседы. Позвольте всё прояснить: за последние восемь дней в меня метнул молнию боевой маг, маршал вырубил меня своей палицей, забанский фанатик чуть не содрал с меня лицо, меня приговорили к виселице за то, что я случайно вытер кровь дурацким флагом вашего народа… А потом – поскольку неделя выдалась лёгкой – на меня напала проклятая летающая змея. И всё это, ваша милость, бледнеет по сравнению с непривлекательностью вашей компании.
Графиня, похоже, онемела от такой тирады. Я воспользовался случаем, чтобы откинуться на спинку сиденья, надвинув на лицо шляпу ровно настолько, чтобы она прикрыла как мои глаза, так и беседу.
Рейчис фыркнул.
– Приятно знать, что твоя полоса побед над женщинами не кончается.
– Съешь свой хвост, – пробормотал я.
– Что? – вскричала Мариадна, захлопнув книгу, которую держала на коленях.
– Я говорю с ним, – ответил я.
Она быстро огляделась по сторонам, потом остановила взгляд на Рейчисе.
– А. Конечно. Вы говорите с вашим… грызуном.
– Белкокотом, – предупреждающе прорычал Рейчис.
– Оно дикое? По-моему, оно на меня рычит.
Она говорила не столько испуганно, сколько оскорблённо.
– «Оно» – это белкокот, а не грызун, – поправил я как можно более веско. – И «оно» имеет имя. Между прочим, его зовут Рейчис.
Графиня перевела взгляд с Рейчиса на меня так, будто я над ней потешался.
– И вы разговариваете с этим… белкокотом, верно?
Я кивнул.
– И он вам возражает?
Я фыркнул.
– Всё, что он делает, – это возражает.
– Оставьте меня в покое, – просвистел Рейчис, высовывая мордочку из бокового окна кареты.
Мариадна выдохнула и сделала нарочитую паузу, прежде чем снова заговорить.
– Мастер Келлен. Господин, – поправилась она. – Среди моего наро… Неважно. Господин Келлен, кто-нибудь когда-нибудь советовал вам принять во внимание, что ваш домашний грызун (или белкокот, или как там вы его называете) – животное, а животные не разговаривают, и вы просто воображаете, будто он с вами говорит?
Я начал было отвечать, но мне в голову пришла неприятная мысль. Несмотря на то, что случилось, когда Ша-маат была рядом, я никогда не ставил под сомнение факт, что мы с Рейчисом можем разговаривать друг с другом. На первый взгляд это казалось совершенно естественным. В конце концов, маги мысленно общаются со своими талисманами. Почему же мне не говорить с Рейчисом? Но ведь я не настоящий маг и никогда им не стану. Если уж на то пошло, я не мог припомнить никаких других знатоков магии, которые на самом деле разговаривали бы (не думали, не проецировали и тому подобное), а реально обменивались бы словами с животным. Но ведь королева тоже говорила с Рейчисом, не так ли? Если я вконец не спятил или она просто не потешалась надо мной.
Глядя на белкокота, я вспоминал последние два года.
– Не смотри на меня, – сказал Рейчис. – Я всегда думал, что ты сумасшедший.
Графиня Мариадна взглянула на меня отчасти с искренним сочувствием, отчасти – с торжествующим самодовольством. Тут я заметил красноту вокруг её глаз и влагу на щеках. Она плакала; вот почему она всю поездку прятала лицо за книгой. Она заметила, что я таращусь на неё, и её смущение быстро перешло в ярость.
– Как вы осмеливаетесь смотреть на меня вот так…
Меня спас Рейчис, громко засвистевший:
– Скачут лошади, Келлен!
– Что? Кто?
