Третий меморандум. Тетрадь первая. Первоград

из всего этого армейского скопища мне достался самый интеллигентный человек.

Рокпилсских шлюх было решено временно поместить на одном из близлежащих островов, дабы не создавать в самом Первограде гнездо разврата. Голубев было заикнулся, что не уверен в своих ребятах, которые будут их охранять, но, быстро сообразив, что к чему, осекся. Я как общественный обвинитель пока остаюсь в столице. Черт, нужно передать своим ребятам, чтобы не очень там обижали Маркелова, разве самую малость – для наглядности. Хороший же мужик!

* * *

…Вика, бросив неопределенный взгляд, ушла.

– Обиделась? – спросил Леонид, когда они остались одни, и, подумав, добавил: – Ты поосторожнее. Ей здесь одной, знаешь ли, несладко…

– Да нет. У нас вроде бы в норме… – отмахнулся Валерьян. – Ну давай, рассказывай…

После Совета они, демонстративно взяв друг друга под ручку, удалились подышать свежим воздухом, сопровождаемые нехорошими взорами военных и недоуменными – Казакова. Было уже около трех. Ночь опять-таки выдалась ясной, почти романтической. Они медленно брели вдоль полосы прилива, оставляя на плотном песке фосфорную цепочку следов. Нависающий обрыв скрывал постройки, только впереди смутной зубчатой полоской маячил частокол далекого Периметра да слева, высоко на крыше интерната, неторопливо вращался ветряк.

– Что рассказывать? Сам все видел, – неторопливо ответил Леонид. Говорил он с мягким южнорусским аканьем, растягивая слова.

– Это ты, конечно, вовремя учудил, а то бы вояки наши совсем оборзели. Только ты уж поосторожнее, а?

– Угу, – буркнул Валерьян, – впрочем, Кауров вроде бы у них человек случайный… Да и прятать мне от него, собственно, нечего. Думаю, сработаемся… На суде грызня будет. Саня уже намекнул, что некоторым, мн-э-э, смягчить желательно. Герцогу там, фюреру их ненаглядному, и прочим достойным. Ссылочку им уютненькую, с женщинами, чтоб не скучали…

– А как с прочими? – помедлив, заинтересовался Крапивко.

– Самых кровавых, исполнителей, естественно, к стенке. Остальных – на каторжные работы. Дешевый рабский труд «на благо нашей экономики».

– Занятно. И как мы из этого дальше будем выкручиваться?

– Слушай, спроси у Казакова. Он координатор, ему виднее.

– Драться придется, – задумчиво протянул Крапивко. – Тут еще Конституция грядет, уже не за горами. Всенародный референдум бы в случае чего, а?

– Прорвемся. Мои, жуковцы, твои – народу хватит.

Они повернули и некоторое время шли назад в молчании.

– Да, слушай, тут мои анекдотиков несколько родили. Свеженьких! – оживился вдруг Крапивко…

Когда Валерьян вернулся, Вика уже спала. Она пробурчала что-то невнятное и, поворочавшись, пристроила голову Валерьяну на грудь. Уснуть так и не удалось – плечо ныло…

Глава XXVI

Всем злодеям вышло наказаньеОт законной власти…Вот рабыни смоют кровь с мозаик —И начнется счастье.И. Ратушинская

У нас слишком мало времени, чтобы ввязываться в эти бесчисленные дела. Если вы откроете эту отдушину, вам уже не придется заниматься ничем другим: все по такому случаю потащат к вам свои дрязги.

Тиберий

На берегу творилась мрачная сумятица. Запуганно озирающихся, бледных, исцарапанных, одетых в неопределенного цвета полурвань девиц пачками грузили на шаланды. Рыбачки весело переругивались: им все было побоку, но они были единственными веселыми личностями у причала. Охраннички-Охотнички были мрачны, ибо не выспались и из рук в буквальном смысле уплывала надежда чем-то поживиться от своей караульной службы. Принимавшие эстафету Следопыты были мрачны, ибо теперь по двое должны были дежурить на песчаном пятачке, сотней метров морской глади отделенном от плоской коралловой скалы, на которую должны были высадить баб. Скала эта хорошо просматривалась – она лежала бежевым облачком в спокойном, мерцающе-лазурном море. В бинокль на ней можно было увидеть ожидающие гостий палатки.

Нещадно и методично палило солнце. Казаков почувствовал, как по спине сбегает первая неприятная струйка пота. Он сидел в «Казанке», стоявшей у причала с другой от суеты стороны. Совсем рядом были сваи, склизкие, поросшие темно-зелеными и лиловатыми лишаями, а под водой уже облепленные ракушками. От города, по слежавшимся илу и песку, изрытым уже многочисленными ногами, наполовину скрытым под строительным мусором, рыбьими костями и нанесенными приливом водорослями, мрачный Котенок с распылителем и в расстегнутых куртке и рубашке вел мрачного Мартынова. Штрафник был обнажен до пояса, бронзовая кожа на античных мускулах блестела под солнцем. Битком набитый тяжеленный рюкзак он нес в правой руке и помахивал им, как дипломатом. Шлюхи провожали Мартынова откровенно влажными глазами, даже забыв на секунду о своих горестях.

– Господь во всем, конечно, прав, – пробормотал себе под нос Казаков, – но кажется непостижимым…

– Что? – вежливо переспросил сидящий рядом Следопыт. Следопыт должен был сопроводить Мартынова на остров Песталоцци, где с самого марта обреталась кучка педагогов-диссидентов и техникумных бунтарей, и куда было решено отправить хулигана вместо одиночной ссылки, порождавшей массу проблем. Казаков увязался с ним, имея целью проинспектировать быт ссыльных. Надо было как-то решать вопрос с ними, поскольку в марте, в горячке, их сослали без всяких дальнейших планов.

– Ничего, – менее вежливо ответил координатор. Он тоже был мрачен: во-первых, не выспался; во-вторых, один из легионеров этой ночью попытался бежать с этапа и был пристрелен; в-третьих, Валери ходил по Первограду гоголем и открыто демонстрировал союз с боссом аграриев.

Мартынов протопал по настилу причала, сбросил в «Казанку» рюкзак, слез сам. Моторка закачалась. Мартынов независимо уселся и стал молча глядеть в небо. Чувствовалось, что он ждет, когда с ним заговорят, чтобы сразу ответить смело и независимо. Котенок постоял на причале, глядя на суету справа, и дернулся было идти обратно.

– Э-э, товарищ патрульный, – окликнул его Казаков, – вы бы хоть рубашку застегнули. А то – разгильдяйство.

– Жарко же, – неуверенно-нагло ответил Котенок, не спеша застегивая верхнюю пуговицу.

– Шахтеры и полеводы почти совсем голыми работают, – сообщил Казаков. – Вы, может быть, в шахтеры хотите, нет?

Котенок пробормотал «виноват», быстро застегнулся и быстро пошел, пару раз оглянувшись.

– Поехали, – сказал Казаков мотористу. Мартынова он не удостоил даже взглядом.

Причал провалился назад, вокруг забурлила пена, в лицо ударил воздух. Стало свежее и легче. Казаков обернулся: прямоугольная коробка интерната, корявые, уродливые ангары пристани, башни Кремля уходили, становились маленькими и незначительными. Настроение улучшилось: наконец-то удалось вырваться хотя бы на несколько часов. Черт, послать всех в дупу с их проблемами и уехать в Рокпилс военным комендантом… Или в сайву со Следопытами уйти – возле Рокпилса есть еще один замок, про него рассказывали легионеры…

Остров Песталоцци вынырнул из океана через полчаса. Это был плоский клок суши с несколькими холмами в середине, поросшими саговниками, в километре от него возвышалась из спокойно-зеркального моря причудливой формы известковая скала, вся изъеденная пещерами и трещинами; стоило «Казанке» приблизиться, и со скалы поднялись тучи птиц. Моторка пролетела мимо и лихо подвалила к пляжу Песталоцци, заваленному грудами сухих водорослей. На одной из них возникли две голые толстые фигуры. Моторка ткнулась носом в песок, Казаков соскочил, увяз сапогами в жидком иле, выругался, с трудом сделал несколько шагов и