— Убирайся от огня, парень. Мясо надо проверять часто, но не все время, как ты это делаешь.
Он пнул мальчишку, пытаясь отпихнуть его от огня. Ноги пленника были связаны, и он тяжело упал на зад. Роберт, раззадорившись, продолжал пинать его в живот.
— Ты убьешь мальчишку, — сказал Луис. Рука его, опухшая и почерневшая от кровоподтека, нестерпимо болела. Он сглотнул и постарался не обращать на это внимания.
— Ты прав, я так сделаю, — сказал Жируа. — В конце концов, за этим мы сюда и пришли.
Его норвежский был примитивен и груб для рыцаря — одного из тех, кто не унаследовал, а скорее заслужил свой титул при Гастингсе. «Через поколение, — подумал Луис, — его дети будут говорить, как придворные. А что будет через десять поколений? Может, даже настоящий королевский двор?»
— Ну, по крайней мере не раньше, чем он приготовит ужин. А еще починит дыру на моей куртке.
— Если б ты был хоть наполовину мужчиной, то за это сделал бы дыру в нем самом.
Луис улыбнулся. Наполовину мужчиной… Были времена, когда он не был мужчиной даже наполовину.
Он коснулся волчьего камня.
— С чем это ты все время забавляешься?
Луис не ответил. Тот факт, что он заплатил хорошую цену, чтобы его взяли с собой, вынуждал его быть готовым предложить еще большую, дабы ему напомнили, что он все еще здесь.
— Как по мне, то это какая-то бесовская штука. Волк — символ северян, да еще тех, кто знает о Боге не больше, чем… — Он на мгновение умолк, подыскивая подходящее сравнение. — Дьявол.
— Я думал, дьявол должен хорошо знать Бога, — сказал Луис. Он не расставался со студенческой привычкой думать, что заявление — это приглашение к обсуждению. Но среди воинов обычно было не так.
— Зачем мы взяли с собой этого умника? — подал голос один из воинов. Луис не позаботился запомнить, как его зовут.
— Просто дайте этому мальчишке приготовить еду. — Он держал руку ладонью вверх.
— Может, тебе за это взяться? Убийством ты себе добычи не заработал.
— Я уговаривался ехать с вами, а не присоединяться к вам, — сказал Луис. — Разве я брал добычу?
— Что ты здесь делаешь, чужестранец?
Луис не ответил.
— Может, нам тебя освободить от уговора?
— Его лучше освободите.
Вероятно, пробил его час. В этом обществе ему вряд ли удастся привезти молодую женщину в Лондон целой и невредимой. Лондон был его целью. Там проявился источник, и его воды питали город, помогая ему разрастаться. Там он погрузится в воду, чтобы понять, что с ней делать.
— Завтра я уйду, — сказал Луис.
Он размышлял, как ему выжить, даже если он сумеет найти эту женщину. Он принадлежал к норманнам, во всяком случае, сто лет назад он им был, но вряд ли это поможет, наткнись он на другие банды воинов, промышляющие на этой земле. Особенно если у него будет что-то, что они захотят, а они непременно захотят молодую женщину и заберут ее, а его убьют. Если их будет достаточно. А если он отпустит волка в себе, то он сам будет опасен для женщины.
— Не так-то это просто. Когда вернемся в Лондон, ты должен мне заплатить.
— Тебе заплатят.
— У нас есть только твое слово.
— Мой отец был северянин с Ледяной Земли, викинг слова. Если мы даем слово, то держим его. Тебе заплатят.
— Клятва твоего северянина ничего не стоит. Сколько раз платили им серебром люди из этой и нашей страны, чтобы они ушли, — и все напрасно, следующим летом они возвращались снова.
Луис не стал возражать, что откупиться от одной банды викингов не имело никакого значения для совершенно другой, которая приходила позже.
— Тогда что ты хочешь? — спросил Луис.
Жируа пожал плечами:
— Оставь нам какой-нибудь залог.
— У меня нет ничего, кроме моего меча, с которым я не расстанусь.
— Эта кривая железка мне не нужна, — сказал Жируа. — Может, имей ты прямой меч, как у мужчины, то и боевого духа в тебе было бы больше. — Он немного поколебался. — Дай мне этот камень, что висит у тебя на шее. Для тебя он дорог, как я вижу.
Луис снова коснулся камня. Это был его якорь спасения, нить Ариадны, связывающая его с нормальной жизнью, с разумом и смыслом, а не только с инстинктами и страстями.
— Попроси что-нибудь другое, Роберт.
— Не называй меня Робертом. Для тебя я господин. Я требую камень. Дай его мне.
Сломанной рукой Луис коснулся подвески на шее.
— Я не могу его снять. Почему бы тебе не взять самому?
Жируа понял его вызов.
— Филосе, забери у чужестранца камень.
Филосе, бледный нормандец, получивший свои шрамы при Гастингсе, подскочил к Луису сзади с ножом. Он рассек бечевку, схватил камень и поднес его к огню. Голыш был обвязан необычным тройным узлом, служившим обрамлением. Филосе перебросил камень Жируа, и тот, поймав, внимательно рассмотрел его.
— Поганский?
Лицо Луиса было бесстрастно, хотя в голову ударил сонм запахов, цветов и звуков, будто волк внутри него, проснувшись, приоткрыл один глаз.
— Да, — продолжал Жируа. — Я понял, что ты язычник, в ту минуту, как увидел тебя с этой намотанной на голову тряпкой, как будто ты боялся, что у тебя выпадут мозги. Не выпали, так ведь?
Луис все еще молчал.
— Ну, теперь у нас есть то, что ты захочешь вернуть, поэтому я могу отпустить тебя. Я даже разрешу тебе взять с собой этого маленького ублюдка. Когда я получу плату, можешь забрать себе свой камень. Прикажи ему подавать жаркое!
Жируа сделал большой глоток из меха с вином, и Луис жестом приказал мальчику подавать мясо. Оно подгорело, но не настолько, чтобы его нельзя было есть. Воины, казалось, были
