Он не хотел надевать камень, только чтобы слышать на холмах голоса своих братьев, чуять запах костра в дуновении ветра, ощущать на языке привкус человеческой плоти.
Он не рассчитывал быстро потерять свой облик волка. Скоро они окажутся на берегу и он будет в этом чудовищном обличье, наводящем ужас на всех людей. Он не знал, как долго будет происходить обратная трансформация. Он чувствовал себя так, словно летом внезапно заснул в лодке, а когда проснулся, то обрадовался, что все еще плывет, и пообещал себе не спать, но тут же снова задремал. Он был пассажиром на корабле волка, который, перекрикивая рев шторма, дает указания рулевому.
Он очень хотел убить девушку, но и хотел остановиться, остаться человеком, просить ее отправиться с ним на восток, к солнцу и провести свою жизнь с ней на ферме в горах.
Нет. Нет. Ни то, ни другое. Отпусти ее. Освободи от себя.
Первый мертвец обнаружил их на второй день пути, когда они отдыхали на берегу реки. Луис не узнал бы о приближении врагов, если бы Гилфа не разбудил его. Камень притуплял его чувства, успокаивал шаг за шагом.
— Просыпайся! Там что-то движется.
Парень не мог спать от страха. Когда-то, будучи человеком, Луис назвал бы это подпрыгивание от каждого шороха трусливостью. Сейчас, уже долго существуя с волком внутри, он смотрел на это как на осторожность птицы — разумную, оберегающую жизнь. Гилфа и подпрыгивал, как птица, размахивая мечом и поражая невидимых врагов.
— Там! — В голосе Толы звучал резкий скрежет страха.
Луис не прошел еще и двух шагов по пути возвращения к своей человеческой сущности, как чувства волка взыграли в нем при виде врагов. Он чуял запах гнили, сладкий, как настоявшееся вино. Он опять проглотил камень, легко, словно дольку апельсина. Тени двигались в ночи, и он коснулся их. Он поймал копье. Жестокость стала искрой, упавшей на трут его ярости. Уже в следующее мгновение в его руке оказалась чья-то голова, и эта голова больше не принадлежала телу. Он нанес три раны мечом, но все равно его действия кажутся какими-то медленными, и волк разорвал воина пополам, словно буханку хлеба. Сзади вылетело копье и ударило его, затем его рот наполнился мясом, запах мочи, дерьма и холодной крови ударил в ноздри. Он размозжил голову последнему мертвецу, расколов кости черепа до самых плеч.
— Нам нужно уходить! — закричал Гилфа.
— Клянусь Одином, идемте! Ой, смотрите, плоть еще шевелится!
Куски окровавленного мяса, словно слизни, шевелились на траве, гладкие мышцы сокращались, сжимая кости.
— Я ненадолго задержусь, — сказал Луис.
Он поднял оторванную руку, почувствовал, как по ней прошли спазмы, когда он впился в плоть зубами, разгрыз в пыль кость и проглотил.
— Что это было? — спросила девушка.
— Ужас, — ответил Гилфа.
Он разрубил ползущий торс, и внутренности, похожие на больших червей, вывалились на морозный воздух.
Луис лег на переднюю часть трупа и стал грызть кость.
— С тобой все в порядке, Луис?
Казалось, он постепенно просыпался. Он слышал ее голос, даже понимал произносимые ею слова, но для него они были не важнее шелеста листьев.
— Враги? — спросил Луис.
Эти двое, стоящие перед ним, пахли не так аппетитно, как мертвая плоть. Может, убить их и пусть гниют? Может, они опять смогут двигаться, и тогда придется разорвать их на куски, чтобы получить удовольствие от чавканmz мяса во рту.
— Луис, это я, Тола.
У него была цель, только он не помнил, какая именно. Еда? Он схватил ее, поднял к лицу, удерживая огромными лапами.
— Луис!
В Константинополе она — или кто-то, похожий на нее, — раньше так его называла. Он вспомнил солнце, воду, запах жареной рыбы в доках. Он поставил ее на землю.
— Разве камень не помогает тебе?
В нем заговорил человек.
— Для меня сейчас убийства стали сладостью, хотя камень иногда и охлаждает мой пыл. Бегите к морю. Когда будете там, вызовите руну из тебя, Тола. Я приду. Подожду этих мертвецов здесь.
— Мы без тебя умрем, — угрюмо произнес Гилфа.
— Ты умрешь со мной. Идите. Сейчас же.
Гилфа взял Толу за руку.
— Идем, — сказал он. — Удержи этих существ подальше от нас, волк.
Но Луис уже вплотную занялся трапезой.
Глава пятьдесят вторая
Море
Море было не таким, как она представляла. Оно лежало серебряной равниной, плоской и широкой под серым солнцем. Дедушка рассказывал Толе, что оно ревет, но он ошибся. Оно шептало, мягко шлепая о песок волнами, словно убаюкивало землю. Но оно было холодным, даже холоднее, чем зимние горы, и она чувствовала, что оно словно высасывает из нее тепло. Возможности развести костер не было. В широком устье реки располагалась деревня, и там кипела жизнь — на грязном берегу стояло пять ладей, мужчины ремонтировали две из них. Рядом приткнулись маленькие рыбачьи лодки. Должно быть, именно сюда причалила огромная армия норманнов, прибывших с юга.
Над низенькими хижинами вился дымок, во дворах сновали люди. С холма доносился звон кузницы, а на горизонте, в окутанном предрассветной дымкой море, рыбаки забрасывали сети.
— Мы не сможем плыть на такой ладье, — сказал Гилфа.
— Но тут есть маленькие лодки, — заметила она,
— Море — это змей, обвившийся вокруг мира кольцами, — сказал Гилфа. — Когда этот змей шевелится, он может вмиг проглотить лодку.
Гилфа побледнел и, несмотря на холод, покрылся капельками пота.
— Или змей, или мертвецы, — заявила Тола. — Мы сами выбираем способ умереть.
— Если поторопимся, — сказал Гилфа. — Но если дадим слабину, то выбора у нас не будет.
— Нам нужно взять лодку и держаться ближе к берегу, если получится. И найти такие земли, где эти убийцы не найдут нас.
— Я больше не могу нести то, что внутри меня, — сказал Гилфа. — Волк распугал руны, но они вернулись и теперь мучают меня.
— Луис сказал, что ты — предзнаменование неудачи.
— Я
