— В другом пакете конверт?
— Да.
Патриция склонилась над большим пакетом. Действительно — конверт. На нем грубым почерком были написаны имя и адрес Джуниора Коудилла.
— Пакеты не трогайте, — предупредила Бейкер. — Не стоит оставлять отпечатки пальцев на полицейских уликах.
Нет, конечно, нет.
Патриция вернулась к коронеру.
— Что было в конверте?
— Обыкновенный листок бумаги с непонятным словом, — ответила Бейкер. — Венд... что-то. Я не уверена.
«Как и в письме Дуэйну», — вспомнила Патриция.
— Итак, — продолжила коронер, раздраженно выдыхая. — В принципе, я могу показать вам то, что мне уже известно.
Она сняла лабораторный халат, надела прорезиненный фартук и перчатки.
«Коронер поставлена в тупик так же, как и я, и это сводит ее с ума», — догадалась Патриция.
Бейкер надела защитную маску и подошла к трупу. Она не глядя взяла серебристое устройство, похожее на металлическую крышку от банки, прикрепленную к верхней части электрической зубной щетки. На корпусе инструмента можно было разглядеть торговую марку STRYKER, и через мгновение Патриция почувствовала, как по венам разливается адреналин: в руках Бейкер была пила для вскрытия.
— О нет, правда, вам вовсе не обязательно показывать мне... — но ее просьба слегка запоздала.
Кожа Патриции покрылась мурашками, а голова вжалась в плечи, когда необычайно утонченная и привлекательная женщина запустила пилу и сделала разрез от лобковой кости Джуниора Коудилла до основания его грудины. Под неприятный вой лезвия вылетали капли свернувшейся крови и забрызгивали фартук и защитную маску коронера. Пила ползла вверх. Бледная кожа тошнотворно подрагивала.
«Я должна выбраться отсюда, я должна...» — крутилась в голове мысль.
Патриция почувствовала слабость. Она не должна была там находиться. Патриция всегда считала себя реалисткой, но, столкнувшись с неприкрытой реальностью лицом к лицу, она поняла, что не справляется. Вскрытие трупа? Увольте, это уже перебор!
Как только она решилась покинуть прозекторскую, вой пилы тут же стих.
Стало очевидно, что растерянность коронера и ее ярость в связи с непониманием аномалий копились внутри и сдерживались лишь самообладанием, которое теперь таяло на глазах: коронер бросила пилу на стойку, подняла защитный экран и хлопнула руками по трупу. С влажным чавканьем разрез пропустил внутрь тела кисти коронера. Бейкер остервенело начала копаться в животе Джуниора, будто пытаясь найти случайно оброненные внутрь трупа ключи.
— Видите? Видите? Я показываю вам то, что мы знаем из снимка. Взгляните!
Патриция с дрожащими веками стиснула зубы, наклонилась и уставилась на абсолютно пустую область, которая была брюшной полостью Джуниора Коудилла.
— Внутри этого гребаного жирдяя нет органов! — завопила коронер.
Патриция отвернулась, подошла к рабочему столу и устало опустилась на стул.
Несколько минут прошли в гробовой тишине. Бейкер успокоилась после внезапной вспышки ярости. Похоже, сбросила напряжение, что скопилось за утро. Она изящным движением повесила фартук и защитную маску, бросила резиновые перчатки в мусорное ведро с педальным управлением, на котором было написано: «Только опасные отходы». В одно мгновение она вернула себе прежний облик и вновь стала скромной красоткой в узких джинсах, с пронзительным южным акцентом.
— Вот тебе и на, — проговорила она.
Патриция изо всех сил пыталась забыть то, что только что увидела. Она устало посмотрела на Бейкер.
— Что вы укажете в заключении в качестве причины смерти?
— Не определена и странна.
Часть вторая
— Колдовство, хм? — спросила Пэм, стоя у кофемашины и глядя через плечо.
— Ага, — пробормотал Рики Коудилл. Тюремная решетка завершила его образ: он был выдохшимся ничтожным реднеком.
— Поселенцы проворачивают свое вуду, — уверял он. Все утро Рики подробно рассказывал о деталях прошлой ночи, умолчав, что именно он убил Дэвида Илда и его дочь и поджег их хижину.
— Все знают, что Эверд и его сумасшедшая жена занимаются этим. Ублюдок проклял меня в моем собственном доме, и он использовал колдовство, чтобы убить моего брата.
— Рики, алкоголизм убил твоего брата, — ответила она. — И тебя он когда-нибудь тоже прикончит.
— К черту.
Пэм вернулась к своему столу, веселая, как и всегда.
«Неудачники такие забавные!» — подумала она.
Они обвиняют всех и вся в своей неудавшейся жизни. Сколько раз она слышала нечто похожее от тех, кто точно так же сидел в этой самой камере? Сотни раз.
«По крайней мере, этот раздолбай оригинален, — продолжала размышлять Пэм. — Не обвиняет полицию, жену или начальника в своих проблемах. Он обвиняет Поселенцев! Говорит, что Эверд Стэнхёрд — колдун, который проклял его!»
— И если вы все не будете осторожны, Эверд проклянет весь город, и вы окажетесь в дерьме.
— Рики, ты уже в дерьме. Ты в тюрьме.
— Для меня это самое безопасное место. Вот увидишь.
— Похоже, ты просто напуган, — бросила ему вызов Пэм. Ей нравилось дурачиться с хулиганами, играть на их ложных представлениях о собственной мужественности.
— Такой большой, крепкий, сильный мужчина, а несешь тарабарщину. Напуган, как малый ребенок. Еще чуть-чуть — и свернешься в клубочек, начнешь сосать большой палец и звать мамочку.
Пэм ожидала, что болван ответит на ее насмешку, чтобы сохранить остатки достоинства.
Вместо этого Рики очень тихо сказал:
— Ты права. Я боюсь.
Пэм покачала головой: «Надо же, он и вправду напуган».
Рики Коудилл был последним парнем на земле, от которого Пэм ожидала такой искренности. Он открыто признавал свою слабость.
«Должно быть, белая горячка, — подумала она и вернулась к заполнению недельных отчетов и расходных накладных. — И он сегодня ни разу не взглянул на мои сиськи».
Летнее платье, без рукавов, с глубоким вырезом, всегда привлекало мужчин. Но не его.
Рики Коудилла целиком поглотил страх.
В отличие от почтальона Чарли, который не отказал себе в удовольствии насладиться открывшимся ему видом упругой груди.
— Привет, Пэм, — поздоровался он. Его лысая голова и маленькие усы всегда напоминали ей о нацистских лидерах. Эрнсте Рёме. Генрихе Гиммлере.
— Как поживает самая прелестная женщина во всем Аган-Пойнте?
— Не знаю, Чарли. А как поживает самый дерьмовый клоун в Аган-Пойнте?
