Я смотрю на остальных, ожидая, что кто-то из них вступится за меня, но все молчат. И это после всего, что я для них сделала… после всех моих стараний облегчить им жизнь.
Сделав глубокий вдох, я под их злобными взглядами про – хожу в барак и вижу, что на месте, где я спала, нет ни кровати, ни моих вещей. Я могла бы вытащить из угла еще одну железную койку и слушать, как девушки злобно квохчут у меня за спиной, но я слишком устала. Устала от борьбы, от беспокойства за остальных, от всего. Свернувшись калачиком на полу, я пытаюсь не плакать, но, как ни тщусь сдержать слезы, становится только хуже.
Скрипит дверь, и я перестаю дышать. Ко мне приближаются – одна пара ног, обутых в ботинки. Я чувствую себя, словно тот опоссум, которого мы с Майклом видели на тропе, ведущей на луг, несколько лет назад. Мы подумали, что он мертвый, но он только притворялся. Тогда это показалось мне таким бессмысленным, таким глупым – но что еще ты можешь сделать, когда чувствуешь себя беззащитным? Когда мир против тебя?
Шаги останавливаются за моей спиной, на уровне поясницы. Я жду, что сейчас чья-то нога лягнет меня ботинком, но вместо этого слышу тихий стук, будто что-то упало на пол, затем шаги удаляются и затихают. Подняв с пола фонарь, я различаю край зеленого плаща, скрывающегося за дверью. Герти.
А там, где она стояла, лежит маленькая картофелина.
Я хватаю ее и вонзаю в нее зубы. Ее кожица так обжигающе горяча, что я даже не чувствую вкуса, но мне все равно – лишь бы что-то съесть и ощутить хоть какое-то тепло.
Мне стоит немалого труда не проглотить ее сразу, но я же не знаю, сколько еще времени меня заставят голодать. И, спрятав половинку картофелины в карман, я вижу слабый проблеск надежды.
Глава 31
– Эй, ты, – вопит Кирстен так громко, что от ее крика восстали бы мертвецы. – Ты украла еду из кладовой. Как только посмела!
– Что? – Я приподымаюсь на локтях. – Я ничего не крала.
– Выверни карманы! – орет она.
Картофелина.
Остальные хватают меня, и Кирстен начинает рыться в карманах моего плаща.
Достав оттуда половинку картофелины, она расплывается в самодовольной ухмылке.
– И этот человек заявлял, что нужно распределить припасы, чтобы хватило на весь год, и что мы должны доверять друг другу, – говорит Дженна.
– Она сказала это, чтобы красть у нас, – шипит кто-то у меня за спиной.
– Честное слово, я ничего не крала…
– Тогда кто дал тебе картошку? – вопрошает Кирстен.
Я нервно смотрю на Герти.
– Я… я просто нашла ее.
– Лгунья! – вопит она.
Девушки вцепляются в меня еще крепче.
– А что бывает с женщинами, которые лгут? – спрашивает Кирстен.
– Им отрезают язык, – хором отвечают остальные.
Кирстен смотрит на меня с улыбкой. Мне знакома эта улыбка.
– Несите клещи.
Толпа выволакивает меня из барака и тащит к древу наказаний. Я истошно кричу, прося, чтобы она их остановила, хотя знаю – это бесполезно. Кирстен здесь единственный бог, и она желает, чтобы это знали все.
К нам подбегает Элли, неся ржавые щипцы.
Кирстен сжимает мои щеки, так что они врезаются в зубы.
– Высуни язык, – приказывает она.
Я мотаю головой, из глаз текут слезы, и до меня доносится крик Герти:
– Перестаньте… Это сделала я. – Она проталкивается сквозь толпу. – Это я дала ей картошку, – говорит она, оттаскивая от меня Кирстен.
– Как ты могла? – негодует Кирстен. – И это после того, как я подарила тебе второй шанс? После того, как простила тебя?
– Ты ее простила? – выпаливаю я. – Это ты должна просить прощения. Я знаю все. Это была твоя литография. Ты стащила ее из кабинета своего отца и свалила вину на Герти. Ты разрушила чужую жизнь.
Кирстен вскидывает бровь.
– Это она тебе сказала?
– Хватит, Тирни, пойдем, – говорит Герти, беря меня под руку.
– Да, это была литография моего отца, – продолжает Кирстен. – Но в непотребстве ее обвинили не из-за этого.
– Пожалуйста… перестань. – Герти мотает головой, и у нее делается затравленный вид.
– Знаешь, что она сделала? – вопрошает Кирстен, и глаза ее наполняются слезами.
– Не слушай ее… – говорит Герти, и я пытаюсь не слушать.
– Она попыталась поцеловать меня. И тут я поняла, что она за дьявольское создание… и чего хочет. – Подбородок Кирстен трясется от ярости. – Она хотела, чтобы я творила мерзости, изображенные на той картинке. Чтобы я согрешила против Бога.
Я чувствую, как тело Герти тянет меня вниз – у нее подгибаются ноги. Я обхватываю рукой ее локоть и тащу прочь, в сторону барака, но тут Кирстен рывком отгибает голову Герти назад.
Я слышу, как нож скребет по костям ее черепа, и у меня холодеет кровь.
Она, скорчившись, падает на землю рядом со мной. Над нею стоит Кирстен, обмотав вокруг кулака ее косу. И на том конце косы, где нет ленты, виднеется кусок кожи, с которого капает кровь.
Глава 32
– Ты чудовище, – шепчу я.
– А ты дура, – говорит Кирстен и гордо расправляет плечи. – Но я милосердна. Я дам тебе выбор. Либо ты примешь свое волшебство… либо отправишься в лес.
Девушки покорно ждут.
Я смотрю на Герти, но она скорчилась на земле, подтянув колени к груди и раскачиваясь, словно кресло-качалка.
– Я не могу… – шепчу я. – Не могу принять того, чего не существует.
– Что ж, пусть так, – говорит Кирстен, взмахнув косой с куском кожи Герти. – Прощай.
– Сейчас? – спрашиваю я, пытаясь успокоиться. – Я не могу… сейчас темно… подожди хотя бы до утра.
– Мое милосердие на исходе.
– Погоди. Я могу попытаться. Что я должна сделать? Раздеться и выть на луну? Сунуть руку в огонь?
– Вы слышите? – глумливо говорит она, махая рукой перед лицом. – У моего уха жужжит надоедливый комар.
– Или ты можешь наказать меня. Хочешь отрезать палец… или ухо… или косу? Я сделаю все, что ты скажешь, но не заставляй меня…
– Избавьтесь от нее.
Девушки, не раздумывая, подбирают камни, лежащие вокруг костра, и швыряют их в меня. Один из них пролетает мимо моего виска. Я бросаюсь прочь.
По лицу и рукам моим хлещут ветки. Я смотрю на небо, пытаясь сориентироваться, но на нем не видно ни луны, ни звезд, как будто они не в силах смотреть на то, что творится на земле. Я бегу, бегу, но что-то хватает меня за нижние юбки. Я машу кулаками, но это просто чаща. Я пытаюсь выбраться из нее и тут слышу кого-то или что-то то ли за спиной, то ли рядом. Что это: призрак, пытающийся завладеть моим разумом, или дикий зверь, желающий меня съесть? Что бы это ни было, я ощущаю это кожей. Как будто кто-то или что-то следит за мной.
Отодрав юбки от цепляющихся за них шипов, я пускаюсь в обратную сторону – во всяком случае, мне кажется,
