К этому столбу они и привязали мою сестру. На ней все еще было хоровое одеяние – простое белое платье до лодыжек, только в пятнах крови и следах чего-то еще, чем ее пытали в темнице. Вчера вечером она пела и танцевала в Солей-и-Лун. Теперь же она готовилась встретить смерть.
И виновна в этом была я.
Я струсила, испугалась, не пожелала встретить смерть сама, чтобы спасти Эстель. Спасти свой народ, целые сотни ведьм. Я схватилась за горло, прямо возле шрама, и задохнулась от слез.
Ансель неуютно пошевелился рядом со мной.
– В первый раз всегда тяжело смотреть, – сказал он напряженно. – Ты не обязана это видеть.
– Нет, обязана. – Мое дыхание сбилось, когда Ансель подошел и встал рядом с башенкой, которую я соорудила из мебели. Слезы струились по моим щекам и уже образовали на подоконнике лужицу. – Это я виновата.
– Она же ведьма, – проговорил Ансель мягко.
– Никто не заслуживает такой смерти, – выпалила я яростно, и Ансель изумился моим словам.
– Ведьмы – заслуживают.
– Скажи мне, Ансель. – Я обернулась к нему, чувствуя приступ внезапного отчаяния – мне очень, очень хотелось, чтобы он понял. – Ты когда-нибудь встречал ведьму?
– Нет, конечно.
– А вот и встречал. Они везде. По всему городу. Женщина, которая подлатала твой мундир, могла быть ведьмой, или горничная внизу, которая краснеет каждый раз, когда ты на нее смотришь. Твоя собственная мать могла быть ведьмой, а ты и не узнал бы никогда.
Ансель затряс головой, вытаращив глаза.
– Не все ведьмы злые, Ансель. Некоторые – добрые и хорошие.
– Нет, – настаивал он. – Они грешны.
– Разве не все мы грешны? Разве не этому учит вас ваш собственный бог?
У него вытянулось лицо.
– Это другое. Они… противоестественны.
«Противоестественны». Я стиснула веки, чтобы сдержать поток слез.
– Ты прав. – Я указала вниз, где толпа кричала все яростней. Женщина с желтовато-белесыми волосами в дальних рядах рыдала. – Узри же естественный ход вещей. Вот она, воля матушки-природы.
Ансель нахмурился. Рид передал Архиепископу факел.
Эстель задрожала. Она не сводила взгляда с неба, когда Архиепископ обошел костер по кругу, поджигая солому у нее под ногами. Толпа одобрительно взревела.
Я вспомнила холод ножа на своем горле. Ощутила прикосновение лезвия к коже.
Ужас в сердце Эстель был мне хорошо знаком.
Огонь разгорелся быстро. Слезы не позволяли ясно видеть, но я заставила себя смотреть, как огонь касается платья Эстель. Заставила себя слушать ее крики. Каждый раздирал мне душу, и вскоре я ухватилась за карниз, чтобы не упасть.
Я больше не могла это вынести. Я хотела умереть. Я заслуживала смерти, заслуживала бесконечных мук в бескрайнем озере черного пламени.
Я поняла, что нужно делать.
Не задумываясь, не размышляя о последствиях, я стиснула кулаки.
Мир вокруг охватил огонь.
Я закричала и рухнула на пол. Ансель кинулся ко мне, но не мог удержать меня, бьющуюся в конвульсиях. Я кусала язык, чтобы сдержать крики, а огонь пронзал меня насквозь, вздувая кожу, срывая мышцы с костей. Я не могла дышать. Не могла думать. Не осталось ничего, кроме агонии.
Крики Эстель резко стихли внизу. Тело ее обмякло в огне, и с блаженной улыбкой она отошла в мир иной.
Душевная боль
ЛуЯ очнулась и обнаружила у себя на лбу влажную ткань. Неохотно моргая, я позволила глазам привыкнуть к полутьме. Лунный свет заливал комнату серебром и освещал сгорбленную фигуру в кресле у моей постели. И хотя медные волосы в таком освещении казались светлее обычного, не узнать его было невозможно.
Рид.
Лоб его покоился на краю матраса, едва не касаясь моего бедра. Его пальцы лежали почти что вплотную к моим. Мое сердце болезненно дрогнуло. Должно быть, он держал меня за руку перед тем, как уснуть.
Я не знала точно, какие чувства у меня вызвало это осознание.
Осторожно коснувшись его волос, я ощутила приступ отчаяния. Он сжег Эстель. Нет – это я ее сожгла. Я знала, что будет, если я подожду, пока он придет в себя в той аллее. Знала, что он убьет ее.
И хотела этого.
Я отдернула руку, чувствуя отвращение к себе самой. И к Риду тоже. Всего на миг, но я позабыла, зачем я здесь. Кто я. И кто он.
Ведьма и охотник на ведьм, связанные священными узами брака. Закончиться эта история могла только костром, и никак иначе. Я прокляла себя за глупость – за то, что позволила себе так сблизиться с ним.
Моего локтя коснулась рука. Я обернулась и увидела, что Рид смотрит на меня. Его подбородок затенила щетина, а под глазами пролегли темные круги, будто он давно не спал.
– Ты очнулась, – выдохнул он.
– Да.
Он облегченно выдохнул и закрыл глаза, стиснув мою руку.
– Слава богу.
После секундных колебаний я сжала его ладонь в ответ.
– Что случилось?
– Ты потеряла сознание. – Рид тяжело сглотнул и открыл глаза. В них была боль. – Ансель побежал за мадемуазель Перро. Он не знал, что делать. Сказал… сказал, ты кричала. И он не мог тебя успокоить. И мадемуазель Перро тоже не могла. – Он рассеянно погладил меня по ладони, глядя на нее, но будто не видя.
– Когда я пришел, тебе было… плохо. Очень плохо. Ты кричала, когда они к тебе прикасались. И остановилась лишь, когда я… – Он кашлянул, отвернулся и вновь тяжело сглотнул. – А потом ты… застыла. Мы думали, ты умерла. Но нет.
Я посмотрела на наши сцепленные руки.
– Нет.
– Я давал тебе лед, а горничные каждый час меняли белье, чтобы тебе было удобней.
Как раз тут я заметила, что и моя ночная рубашка, и простыни промокли насквозь. Кожа тоже была липкой от пота. Должно быть, выглядела я кошмарно.
– Сколько времени я была без сознания?
– Три дня.
Я застонала и села, потирая лицо, холодное и влажное на ощупь.
– Черт.
– С тобой такое уже бывало раньше? – Рид вгляделся мне в лицо, а я сбросила одеяла и поежилась от холодного ночного воздуха.
– Нет, конечно. – Я пыталась говорить спокойно, но вышло резко, и Рид посуровел.
– Ансель считает, что это все из-за сожжения. Говорит, он велел тебе не смотреть.
«Сожжение». Вот и все, что это значит для Рида. Весь его мир не сгорел дотла на том костре. Он не предал свой народ. Я ощутила, как у меня внутри вновь разгорается гнев. Наверняка он даже не знал имени Эстель.
Я пошла в ванную, отказываясь смотреть ему в глаза.
– Я вообще редко делаю то, что мне велят.
Рид последовал за мной, и я разозлилась еще больше.
– Почему? Почему это зрелище так тебя расстроило?
Я повернула кран и стала смотреть, как горячая вода наполняет ванну.
– Потому что мы ее убили. И меньшее, что мы могли сделать – посмотреть на это. Хотя бы этого она заслуживала.
– Ансель сказал, ты плакала.
– Да.
– Это
