– Она! – рявкнула я и резко обернулась к нему. – Она была ведьмой – и человеком! Ее звали Эстель, а мы ее сожгли.
– Ведьмы – не люди, – нетерпеливо сказал Рид. – Это все детские выдумки. Ведьмы – вовсе не маленькие феи, которые носят цветочные венки и танцуют под луной. Они демоны. Ты же была в лазарете, видела, что стало с людьми, которые лежат там. Ведьмы – порождения зла. Они причинят тебе вред, если им это позволить. – Он взволнованно взлохматил себе волосы, сердито глядя на меня. – Они заслуживают оказаться на костре.
Я вцепилась в ванну, чтобы не натворить ничего, о чем потом пожалею. Я хотела – нет, мне было нужно – сорваться на него. Нужно было схватить его за горло и трясти, пока он наконец-то не поймет. Мне даже отчасти хотелось снова вспороть себе руку, чтобы он увидел мою кровь. Кровь того же цвета, что и у него.
– А если бы ведьмой была я, Рид? – спросила я тихо. – Я бы тоже заслужила костер?
Я завернула кран, и в комнате воцарилось молчание. Я чувствовала, как Рид смотрит мне в спину… С опаской, будто оценивая меня.
– Да, – сказал он осторожно. – Если бы ты была ведьмой.
Невысказанный вопрос повис в воздухе между нами. Я посмотрела в глаза Риду, оглянувшись через плечо. Подначивая его спросить. Молясь, чтобы не спрашивал. Молясь, чтобы спросил. Не зная, что отвечу, если спросит.
Долгое мгновение мы сверлили друг друга взглядами. Наконец, когда стало ясно, что он не станет – или не может – спрашивать такое, я обернулась к ванне и прошептала:
– Мы оба заслуживаем костра за то, что сотворили с ней.
Рид кашлянул, явно не обрадовавшись новому повороту беседы.
– Лу…
– Просто оставь меня одну. Мне нужно время.
Он не стал спорить, а я не стала смотреть, как он уходит. Когда дверь закрылась, я медленно опустилась в горячую воду. Она исходила паром, почти что кипела, но в сравнении с костром все равно была приятно прохладной. Я скользнула под воду, вспоминая агонию пламени, пожиравшего мою кожу.
Годами я скрывалась от Госпожи Ведьм. От собственной матери. Я творила страшные вещи, чтобы защититься и выжить. Потому что, превыше всего прочего, именно это я и делала – выживала.
Но какой ценой?
В случае с Эстель я действовала, повинуясь инстинкту. Одна из нас должна была умереть, выход казался очевидным. Как и выбор. Но… Эстель ведь была одной из нас. Ведьмой. Она не желала мне смерти – лишь хотела освободиться от гонений, преследовавших наш народ.
К несчастью, теперь одно исключало другое.
Я вспомнила Эстель, представила, как ветер уносит прочь ее прах – и прах многих других, погибших за все эти годы.
Я вспомнила мсье Бернара, который гнил на кровати наверху – и многих других, ожидавших мучительной смерти.
Ведьмы и люди. Все одинаковы. Все невинны. Все виновны.
Все мертвы.
Но не я.
Когда мне было шестнадцать, моя мать пыталась принести меня в жертву – свое единственное дитя. Еще до моего зачатия Моргане явился узор, который прежде не видела ни одна Госпожа Ведьм, и она решила совершить то, что и не снилось ее предшественницам – изничтожить свой род. С моей смертью род короля также должен был погибнуть. Все его наследники – и законные, и бастарды, перестали бы дышать в тот же миг, что и я. Отдать одну жизнь – и положить конец столетиям гонений. Отдать одну жизнь – и положить конец тирании Лионов.
Но моя мать не просто хотела убить короля. Она хотела причинить ему боль. Уничтожить его. Я до сих пор могла представить, как ее узор мерцает у моего сердца и тянется ветвями во тьму. К детям короля. Ведьмы хотели нанести удар во время его траура. Хотели распотрошить каждого из оставшихся членов королевской семьи, каждого из тех, кто был им верен.
Я вырвалась на поверхность, тяжело дыша.
Все эти годы я обманывала себя, убеждала, что сбежала от того алтаря, потому что не могла позволить им убить невинных. И все же вот она я, и на моих руках невинная кровь.
Я просто струсила.
Боль этого осознания проникла мне под кожу и затмила собой агонию от огня. На этот раз я разрушила нечто важное. Нечто, чего было уже не вернуть. Боль пульсировала глубоко у меня внутри.
Ведьмоубийца.
Впервые в своей жизни я задумалась, не ошиблась ли тогда.
Позднее меня зашла проведать Коко. При виде меня лицо у нее вытянулось. Она села на постель рядом со мной, а Ансель вдруг очень заинтересовался пуговицами у себя на мундире.
– Как ты себя чувствуешь? – Она погладила меня по волосам. От ее прикосновения все паршивые чувства снова всплыли у меня в мыслях. По щеке скатилась слеза. Я утерла ее, хмурясь.
– Отвратно.
– Мы думали, тебе конец.
– Хотелось бы, да нет.
Рука Коко застыла.
– Не говори так. Это просто душевная боль, вот и все. Парочка булочек со сливками тебе поможет.
Я распахнула глаза.
– Душевная боль?
– Вроде головной боли, только куда хуже. У меня такие боли очень часто бывали, когда я жила с теткой. – Она убрала мои волосы с лица и наклонилась ближе, чтобы утереть еще одну слезу с моей щеки. – Ты ни в чем не виновата, Лу. Ты поступила так, как должна была.
Долгое мгновение я смотрела на свои руки.
– Почему тогда я так дерьмово себя из-за этого чувствую?
– Потому что ты хороший человек. Знаю, отнимать жизнь всегда неприятно, но Эстель тебя вынудила. Никто не стал бы тебя винить.
– А я вот уверена, что Эстель бы с этим не согласилась.
– Эстель сделала свой выбор, когда уверовала в твою мать. И выбор оказался ошибочным. Единственное, что ты можешь теперь – жить дальше. Верно я говорю? – Она кивнула Анселю, который стоял в уголке, заливаясь румянцем. Я быстро отвела взгляд.
Теперь он, конечно же, знал правду. Ворожбу он явно учуял. И все же вот она я… живая. Мои глаза снова наполнились слезами. «Перестань. – одернула я себя. – Разумеется, он тебя не выдал. Ансель – единственный порядочный мужчина в этой Башне. И позор тебе, если ты думала иначе».
К горлу подкатил ком, и я стала вертеть на пальце кольцо Анжелики, не в силах смотреть никому из них в глаза.
– Должна тебя предупредить, – продолжала Коко, – в королевстве Рида чествуют как героя. Это первое сожжение за много месяцев, и учитывая нынешнюю обстановку, это просто… праздник. Король Огюст пригласил Рида отужинать с ним вчера, но Рид отказался. – В ответ на мой вопросительный взгляд она неодобрительно поджала губы. – Не хотел оставлять тебя.
Мне вдруг стало жарко, и я отбросила одеяла.
– В его поступке ничего героического нет.
Коко с Анселем переглянулись.
– От тебя, как от его жены, – проговорила Коко осторожно, – ожидают другого мнения на этот счет.
Я уставилась на нее.
– Слушай, Лу. – Она откинулась на спинку кресла,
