– Прости. Сядь, пожалуйста. Тебе надо отдыхать.
– Нет, мне надо убрать с шеи волосы. Я тут с ума из-за них схожу. – С необъяснимой яростью я отдернула непослушные пряди. – Но руки такие… тяжелые… – Я зевнула, и мои руки безвольно обвисли. Я легла обратно. – Даже поднять их не выходит.
Он фыркнул.
– Я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Ты мог бы заплести мне косу.
Фыркал Рид недолго.
– Что-о?
– Заплети мне волосы. Пожалуйста.
Он уставился на меня. Я уставилась на него.
– Я тебя научу. Это нетрудно.
– Сильно сомневаюсь.
– Прошу тебя. Пока они касаются моей кожи, я точно не смогу уснуть.
Я не лгала. От священного текста, лихорадки и недосыпа у меня уже кружилась голова и путались мысли. Каждое прикосновение волос к коже было мучительно – одновременно и холодно, и щекотно, и больно.
Рид тяжело сглотнул и обошел меня. Приятная дрожь пробежала по моей спине от его присутствия, его близости. Его тепла. Он покорно вздохнул.
– Скажи, что мне делать.
Я подавила порыв к нему прижаться.
– Раздели волосы на три пряди.
Он поколебался, но наконец бережно взялся за мои волосы. Новая дрожь побежала по коже, когда он вплел в них свои пальцы.
– Что теперь?
– Теперь возьми крайнюю прядь и наложи крест-накрест на среднюю.
– Что?
– Мне все слова повторять?
– Это просто невозможно, – пробурчал он, безуспешно пытаясь удержать пряди раздельно. Затем сдался и начал сначала. – У тебя волосы гуще, чем конский хвост.
Я снова зевнула.
– Это что, комплимент, шасс?
После еще нескольких попыток Рид наконец справился с первым шагом.
– Что дальше?
– Теперь то же самое с другой стороны. Возьми крайнюю, наложи на среднюю. Да потуже.
Он тихо зарычал, и меня снова пробрала дрожь, но уже иной природы.
– Выглядит ужасно.
Я опустила голову, с наслаждением чувствуя его пальцы на своей шее. Моя кожа уже не противилась этому, как прежде – наоборот, казалось, она теплела от его прикосновений. Мои глаза закрылись.
– Поговори со мной.
– О чем?
– Как ты стал капитаном?
Он долго не отвечал.
– Ты точно хочешь это знать?
– Да.
– Через несколько месяцев после того, как я вступил в ряды шассеров, я нашел за городом стаю лу-гару. И мы их перебили.
Ни одна ведьма не может похвалиться дружбой с оборотнем, но мое сердце все равно болезненно дрогнуло от его равнодушия. В голосе Рида не было ни сожаления, ни вообще каких бы то ни было чувств – он лишь констатировал факт. Холодный, сухой и неестественный, как заледеневшее море. Жан-Люк назвал бы это истиной.
Не в силах продолжать этот разговор, я тяжело вздохнула, и мы замолчали. Рид мерно заплетал мне косу, постепенно приноровляясь, все быстрее и быстрее. Пальцы его были ловкими. Умелыми. Но, видимо, Рид заметил, как напряжены мои плечи, потому что голос его был куда мягче, когда он наконец спросил:
– Как мне ее завязать?
– На тумбочке есть кожаный шнурок.
Он несколько раз обмотал шнур вокруг моей косы, а затем завязал в аккуратный узел. Во всяком случае, я предположила, что аккуратный. Рид во всем был аккуратен, прилежен, все у него было на местах и по полочкам. Не ведая сомнений, он видел мир черно-белым и от угольной грязной серости, что находилась между, не страдал. А ведь то были цвета пепла и дыма. Страха и колебаний.
Мои цвета.
– Лу, я… – Рид провел пальцами по моей косе, и снова у меня по коже побежали мурашки. Когда я наконец обернулась, он убрал руку и отступил, не глядя мне в глаза. – Ты ведь сама спросила.
– Я знаю.
Не сказав больше ни слова, он прошел в ванную и закрыл за собой дверь.
Время жить дальше
Рид– Давай куда-нибудь сходим, – предложила Лу.
Я поднял взгляд от Библии. Сегодня утром Лу снова посещала лазарет, а после того как вернулась, просто села на кровать и уставилась в пустоту. Но вот взгляд ее не был пустым – нет, ее глаза бегали, будто наблюдали за чем-то, губы едва заметно шевелились, а пальцы подрагивали.
Я ничего не говорил Лу, но опасался, что близость больных дурно на нее влияет. В частности, один из них, мсье Бернар, особенно меня тревожил. Несколько дней назад отец Орвилль отвел меня в сторону и сообщил, что этого мужчину держат в цепях и постоянно под снотворным, чтобы он не покончил с собой. Похоже, отец Орвилль полагал: Лу постигнет большое потрясение, когда неизбежное все-таки произойдет.
Возможно, нам обоим не помешает небольшая прогулка.
Я отложил книгу.
– Куда ты хочешь пойти?
– Хочу булочку со сливками. Помнишь кондитерскую, где мы впервые встретились? Ту, что на Восточной стороне? Я раньше туда все время ходила, до того как… ну, до всего этого. – Она махнула рукой, указывая на нас.
Я с опаской на нее посмотрел.
– А ты пообещаешь вести себя прилично?
– Разумеется, нет. Так ведь будет совсем неинтересно. – Лу спрыгнула с постели и схватила свой плащ с вешалки. – Ты идешь или нет?
В ее глазах снова вспыхнула искра, которую в последний раз я видел еще до того, как мы пошли в театр. До сожжения. До… ну, до всего этого. Я внимательно оглядел Лу, ища в ней ту женщину, которую наблюдал последнюю неделю. Лихорадка угасла быстро, но вот нрав Лу – нет. Она будто балансировала на лезвии ножа – один неверный шаг, и она кого-нибудь поранит. Скорее всего, меня.
Или себя саму.
Но сегодня она казалась другой. Может быть, наконец оправилась.
– Тебе… уже лучше? – с сомнением спросил я.
Лу застыла, шнуруя плащ.
– Может быть.
Вопреки здравому смыслу я кивнул и потянулся за своим мундиром – но Лу тут же выдернула его у меня из рук.
– Нет. – Она погрозила мне пальцем. – Я хочу провести этот день с Ридом, а не с шассером.
С Ридом.
Я до сих пор не привык, что Лу зовет меня по имени. Каждый раз, когда она это делала, я чувствовал прилив необъяснимого восторга. Как и теперь. Я кашлянул и скрестил руки на груди, безуспешно пытаясь сохранить невозмутимый вид.
– Это одно и то же.
Она скорчила гримаску и придержала для меня дверь.
– А вот это мы еще посмотрим. Ну что, идем?
День был ветреный. Холодный. Суровый. Остатки недавнего снега сбились по обочинам в бурую слякоть. Я спрятал руки в карманы штанов и досадливо поморгал в свете яркого полуденного солнца.
– Здесь жуткий холод.
Лу с улыбкой повернулась лицом к ветру, закрыла глаза и распростерла руки. Кончик носа у нее уже разрумянился.
– Когда холодно, рыбой не так сильно пахнет. Просто чудесно.
– Легко тебе говорить. У тебя-то плащ есть.
Она обернулась ко мне, улыбнувшись шире. Несколько прядей ее волос выбились из-под капюшона и затанцевали вокруг лица.
– Если хочешь, могу тебе тоже плащ стащить. Возле кондитерской как раз есть одежная лавка…
– Даже не думай.
– Ну и ладно. – Она поглубже закуталась в свой плащ – угольно-серый, весь в пятнах, изношенный с подола. – Как хочешь.
Хмурясь, я поплелся за ней по улице. Каждая мышца в
