— Сергей Викторович, какие же они посторонние? Все свои, механики наши.
— Иди-ка сюда. Да, ко мне поближе, вот так. Ты что же, сукин сын, делаешь? Зачем санитарок и сестёр позоришь, слухи распускаешь? Всё, видеть тебя не могу, ступай прочь.
— А пулемёты… — ничего не понимающий напарник смотрит растерянно.
— Сам закончу. Вахмистр, не доводите до греха, ступайте прочь.
Смотрю прямо в лицо, вижу, как напряглись желваки на скулах, как непонимание сменяется сначала обидой, а потом и яростью.
— Ну! — рявкаю прямо в лицо Михаилу, и он поникает, отступает, разворачивается и уходит, так и не выпустив из рук промасленную тряпку.
Если ничего не поймёт, придётся искать нового стрелка. Как жаль-то. Но и терпеть подобное не хочу. Сначала здесь язык распустил, потом ещё где-нибудь, а ведь так и в серьёзные неприятности можно запросто вляпаться. Я бы ещё понял подобный трёп — всё-таки мужской армейский коллектив, если бы через смешки до меня конкретные имена не долетели. Нельзя так делать! Грязно!
За чисткой пулемётов успокоился, словно отпустила, распрямилась внутри некая тугая пружина, перестали дрожать от выброшенного в кровь адреналина пальцы. Хотя что тут чистить-то? Если только в качестве профилактики.
С Михаила мысли плавно перетекли на размышления о собственной жизни. Кручусь эти месяцы, словно та белка в колесе. Всё пытаюсь что-то сделать, что-то изменить, придумать, стараюсь, чтобы люди эти мои придумки переняли. Процесс, как говорил один политический лидер в моём времени, пошёл, но уж очень медленно пошёл, скорее зашкандыбал на хромых ножонках. А я за этими своими стараниями света белого не вижу…
Поднял пулемёты в кабину, закрепил на штатные места, спрыгнул на землю. Протёр тряпочкой магазины, набил патронами, сложил стопкой, убрал туда же. Всё? Всё!
А тут как раз с моря быстро нарастающее тарахтение мотора послышалось. Вернулась с облёта лодка с Остроумовым. Придётся идти встречать. Интересно, что ещё мне генерал намеревается сказать?
— Это хорошо, что вы меня дождались, Сергей Викторович. Проводите меня до штаба, заодно и договорим. Фотоаппарат примете?
Пришлось подхватывать и нести эту неудобную штуковину. Сначала держал перед собой, потом попробовал нести на боку, в конце концов, плюнул и взгромоздил неудобную коробчонку на плечо. Ну и что, что неприлично, зато так удобнее. Мучаюсь и слушаю Остроумова.
— Патенты я оформил. Как и уговаривались, на себя и на вас. Не сам, конечно, оформлял, чиновники Адмиралтейства занимались. Но на этот счёт можете не беспокоиться.
— Да я и не беспокоился, — пропыхтел, перехватывая в очередной раз неудобный агрегат. А ведь пришлось нести и коробку с пластинами. Морока, да и только.
— Ну, батенька, беспокоились вы или нет, не знаю, а порядок прежде всего. Нового ничего не придумали? Нет? Ну да ладно, какие ваши годы, придумаете ещё. Парашюты эти я у Котельникова купил. Опережая ваш вопрос, сразу отвечу. Приобретал на казённые средства и уже за них отчитался. Так что ничего вы мне не должны. Кстати, очень интересный разговор у меня получился с этим артистом. Нет, как артист он выше всяких похвал, но… То, что он придумал… Чем-то он мне вас напомнил. Вы действительно так уверены в этом его изобретении?
Последнее слово у генерала вылетело с такой долей скептического сомнения, что мне поневоле пришлось встать на защиту изобретателя.
— Конечно, уверен. Даже более того, за этим изобретением огромное будущее. Вот увидите, пройдёт совсем немного времени и без парашюта ни один лётчик в небо не поднимется.
— Думаете? — сомнение в голосе генерала можно было на хлеб намазывать. — Однако вы мне ещё никогда глупых советов не давали. Может быть, может быть…
— Тем более французы уже поняли и подхватили эту идею. Одни мы, как всегда, в хвосте плетёмся, — продолжил я свою мысль.
— Что же, обещаю, что подумаю над тем, что вы мне сказали. Может, и впрямь поддержать этого актёра? — задумался вслух Остроумов. — Денег там немного потребуется, наладим совместное производство…
Э-э, а как же я? Снова мимо кассы? Вот и иди после такого навстречу людям!
— Вы бумагу составили?
— Какую бумагу? — растерялся и не успел переключиться со своих мыслей на вопрос.
— Право же, Сергей Викторович, вы меня удивляете. Требование выполнить ваш конкретный заказ, исходя из определённых нужд за казённый счёт.
Бр-р, как завернул-то. Осмыслить бы сказанное.
— Не успел, пулемётами занимался, — брякнул, не подумав.
— Да-а? Больше некому? Впрочем, это не моё дело. А рапорт вы в штабе сейчас же и напишете.
— Ваше превосходительство, — решился я, потому как, судя по всему, настроение у генерала сейчас хорошее и грех не воспользоваться такой возможностью. — Отпустите меня на фронт. Ну не могу я в тылу сидеть, когда война идёт.
— Что?! — Остроумов даже остановился и развернулся ко мне. — Я правильно услышал? На фронт?
А я чуть было не налетел на него. Потому как отставал на полшага и не ожидал такой резкой реакции на мою просьбу.
— Вы в своём уме, господин поручик? Я-то думал, у вас голова на плечах. А оказывается, там, простите, кочан известно какого овоща. Вам здесь подвигов мало? На фронт захотелось? А здесь что? Тогда куда вы собрались и в качестве кого? Простым лётчиком? — разошёлся не на шутку генерал, обращая на нас внимание редких прохожих.
Прекрасно, уже вечером все в Ревеле будут знать о моём разносе. Ну и бог с ним.
— Можно и простым, — пожал я плечами.
— Про-остым, вон оно как. Плечами он мне тут пожимает. Что вы себя словно барышня ведёте, жеманничаете. Смирно! Вы офицер или кто? Извольте выглядеть соответствующим образом. И опустите вы в конце концов на землю эти штуки.
Ух, как разошёлся-то. А фотоагрегат с пластинами и вправду лучше опустить. А то ещё брякну в сердцах о булыжник. А они-то тут при чём?
— Для вас, поручик, фронт здесь! — Остроумов даже ногой притопнул, явно указывая мне место моего фронта. И тут же заговорил совсем другим тоном: — Сергей Викторович, голубчик, ну какой вам фронт? С вашей-то светлой головой, с вашими навыками? Мы вообще хотели
