Ничего себе заходы. Нет, такой хоккей нам не нужен. И инструктор из меня как из… Стоп, я что, уже начал всерьёз рассматривать это даже пока ещё не предложение? Ни за что! Так и ответил.
До штаба молчали. Генерал, судя по всему, не понимал моего категорического отказа, я — потому что обдумывал услышанное. А дальше штаб, кабинет и продолжение прерванного разговора. Ничего не ответил, взял время на подумать. Всё равно никто меня никуда не отпустит, это я однозначно понял. Или уподобиться кадету и самовольно удрать на передовую, что будет выглядеть даже не смешно, или попробовать остаться здесь, в крепости и приносить пользу… А там, в авиашколе, я что, не буду приносить пользу? Если начну по-новому обучать пилотов? Не знаю, нужно и впрямь хорошо подумать. И с Лебедевым как-то определиться надо. Если ничего не поймёт, буду искать ему замену.
Разговор с Михаилом продолжился вечером, в нашей общей комнате. И начался он с извинений. А потом напарник попытался объяснить свой проступок. Мол, окружающая среда виновата, друзья-товарищи такие.
— Да при чём тут среда! — вспылил я и сразу же резко заткнулся. Потому что себя вспомнил. Я же точно так же всё время под эту среду подстраиваюсь. Только Михаил под свою, унтер-офицерскую, а я под какую? Тоже под окружающую, офицерскую? Тогда чем я лучше? Почему указываю вахмистру, как ему себя вести нужно?
Сел на стул, жестом попросил Михаила замолчать и примоститься на кровать напротив, задумался крепко. Я же вроде как попаданец, в образ, в эпоху вживаюсь, в среду обитания, если проще сказать. И до сей поры местные нормы нравственности не вступали в противоречие с моими личными нормами, привнесёнными извне. Получается, эти самые нормы поведения и морали всегда одни, от времени не зависящие? Тогда что нас заставляет отступать от этих норм? Собственная распущенность? Внутреннее желание вседозволенности?
Замотал головой — сейчас я в такие дебри залезу, откуда не вылезу. Проще нужно. А нужно ли? Получается, нужно. Мне самому нужно.
И я постарался рассказать, объяснить Михаилу промелькнувшие в моей голове мысли. Он же умный парень, явно образованный, чувствуется правильное воспитание. Надеюсь, поймёт. Или действительно так окружающая среда влияет на личность?
С утра день не задался. Проснулся с больной головой, отправил Михаила на аэродром, а сам поплёлся в мастерские. Проверять, что сделали с сиденьями. Увиденное полностью устроило, особенно после того, как забрался в кабину и уселся на парашют. Сделали точно так, как я и объяснял. Примерился к новым ремням, всё отлично. До идеала, конечно, далеко, но за неимением гербовой, как говорится, и так сойдёт. Даже головная боль отступила.
Спрыгнул на землю, поблагодарил ожидающих моего заключения механиков, отвёл в сторонку инженера и рассчитался с ним полностью, как и договаривались. Дальше он уже сам разберётся.
Самолёт укатили на поле, а я направил свои стопы в штаб. Время, данное мне на принятие решения, вышло. А я так и не определился с формулировкой отказа. Ну не хочу я в тылу прозябать, не выдержу. Умом всё понимаю, но… Не смогу…
На входе в штаб и узнал о проблемах нашей армии в Восточной Пруссии. Вот оно, началось. И я с решительным видом направился к лестнице. Всё-таки буду настаивать на своей просьбе!
Никто меня никуда не отпустил. Единственное, на что пошли, так это разрешили мне временное перебазирование в Либаву. И задач столько насыпали, что замучаюсь разгребать. Это и воздушная разведка, и обнаружение подводных лодок, и обязательное сопровождение миноносцев. Это чтобы скучно не было. А на самом деле буду я предоставлен сам себе. Потому как в предписании командиру порта написано оказывать всяческое содействие и препятствий не чинить. Это мне Ичигов по секрету рассказал, вручая запечатанный пакет с этим самым предписанием.
Ох, чую, сегодня меня наши либавцы на клочки порвут. Это они ещё не знают, кто именно виноват в их переводе. Ничего, вытерплю. Не стану же я рассказывать, что с ними было бы, если бы крейсера начали обстрел форта, порта и города? Не стану, поэтому пусть рвут. А было бы или не было… Главное, все живы. И у меня на этот счёт появились кое-какие мысли, недаром же я так старался их сюда, именно в Ревель, перетянуть. Вот наберу себе чуть больше баллов в глазах командующего, авторитета подзаработаю и подкину адмиралу свою идею…
А мне нужно готовиться к вылету. Почему попросился именно туда? Так я на своём «Ньюпоре» с его увеличенными топливными баками вполне могу даже до Кёнигсберга долететь и вернуться обратно. Поэтому берём на самолёт максимально возможное количество бомб. Оставляем всё лишнее здесь, в нашей комнате — и вещи, и патроны. Единственное, это свой саквояж в банк на хранение определю.
Озадачил Михаила, оставил его заниматься укладкой багажного отсека, а сам поспешил забрать саквояж и отправился в банк.
Через час мы поднялись в воздух. Выждал, когда море впереди очистится от баркасов и кораблей и установил максимальные обороты мотору. Разбегались долго и тяжело, ушли почти с самой кромки аэродрома. Прошли над водой, тяжело гудя мотором, разгоняя растревоженным воздухом волны под нами, медленно набрали скорость, развернулись блинчиком и поскреблись вверх, медленно и печально. Ну не поднялась у меня рука оставить часть бомб. Забрали всё, что заказывал и что нам успели сделать.
Плюсом добавился вес двух парашютов. Перед вылетом объяснил и показал, как с ним управляться, и лично застегнул подвесную на Михаиле. Пусть привыкает.
Всё, по альтиметру тысяча метров. Так и полетим на этой высоте. Выше просто не получается забраться, мощности мотора не хватает, сказывается сильный перегруз. Это у меня много подобного опыта взлёта с максимальными весами, потому и смог
