– И у себя в комнате ты об этом думать не можешь?
– У нас с братом одна комната на двоих.
– Джимми Бергер. Кто же его не знает? Один из наших лучших активистов. Не так уж часто он сидит дома, правда, Йона?
Она пожимает плечами. Флис наклоняется к ней поближе. Его колени почти касаются ее ног. В нос проникает смесь запахов: рыбы, лосьона после бритья и пота. К горлу подкатывает кислая волна, и Йона пытается ее сглотнуть.
– Хватит. Эта игра слишком затянулась. Что там, на минус одиннадцатом этаже? Я знаю, ты много общаешься с нашим прекрасным техником, но надеюсь, это не с ним у тебя ежедневные свидания.
Йона еще раз проглатывает слюну, судорожно пытаясь что-нибудь придумать.
Флис встает.
– Хорошо, я сам посмотрю.
Тоннель. Свора.
– Мипи.
Она произнесла это почти беззвучно. У нее в Звездном Свете всего один друг. А она взяла и выдала его самый большой секрет. Залман даже не рассердится. Только удивится. Волны тошноты подкатывают всё ближе. Йона со всей силы сжимает кулаки и пытается остановить взгляд на картине за спиной у Флиса. Пейзаж с подсолнухами тоже идет волнами.
– Кто?
– Мипи. Ручная крыса Залмана.
– У Залмана в квартире есть крыса?
Йона кивает.
– А ты что, любишь крыс? Этих грязных тварей, которые разносят инфекции?
– Я ненавижу крыс. Но Мипи не такая. – Йона едва не выплевывает эти слова.
Флис откидывается на стуле.
– Хорошо, что ты сказала правду. Звездный Свет не потерпит жильцов с домашними животными, не говоря уж о работнике с крысой. Залман сейчас же отправится в Нижние районы, где ему самое место. Крыс там сколько угодно. А тебе стоит задуматься о том, как поднять семейный счет. За всё то, что для тебя делают родители. Так уж и быть, я не буду ставить их в известность об этом прискорбном случае. Но, как ты понимаешь, без пропуска тебе теперь ходить нельзя. Никогда.
Йона уже подошла к двери, когда он обращается к ней еще раз:
– И вот что, Йона. Сначала цветок, теперь крыса… Two strikes. Three strikes out[1]. Думаю, у тебя хорошо с английским и ты понимаешь, о чём я.
Она молча кивает, выбегает за дверь и несется к первому попавшемуся туалету. Наклоняется над унитазом, но, кроме рыданий, ничего не выходит. Она плещет себе в лицо водой из-под крана, но ничто не помогает смыть чувство вины. Залман уедет в Нижние районы. Почему ей в голову не пришло что-нибудь получше, чем Мипи? Глаза, наверное, покраснели, но в зеркало она смотреть не будет. И так от самой себя тошнит.
Когда Йона возвращается в класс, все сидят, склонившись над тетрадками, с транспортирами и калькуляторами в руках. Она быстренько проходит на свое место. Пат смотрит на нее испуганно, но она без слов принимается чертить прямые треугольники. Хорошо, что это последний урок. Когда звенит звонок, Йона всё еще не может принять решение. Хочется броситься вниз по лестнице и предупредить Залмана, но что делать с предательским пропуском? И как показаться Залману на глаза? Почему ей не пришло в голову сказать, что она любит помогать ему со всяким мелким ремонтом? Она могла придумать что угодно. Но вместо этого поторопилась сдать своего единственного друга. Чтобы защитить Свору? Или в основном ради Килиана? Или, что самое страшное, ради самой себя?
Бабушка хоть и удивлена тому, что Йона так рано вернулась из школы, но ничего не спрашивает. Йона ложится в кровать и с головой укрывается одеялом.
Вечером Йона возит по тарелке жареную картошку и сосиски. Под внимательным маминым взглядом она пару раз доносит вилку до рта, но каждый кусок камнем ложится в желудок. Под столом она незаметно для остальных прижимает к животу кулак, чтобы не чувствовать боли.
– А где бабушка? – спрашивает она.
– Ей нездоровится, она уже легла.
– Знаешь, Йона, что я сегодня услышал, пока ехал в лифте?
Папа не смотрит на нее, а продолжает яростно нарезать кусочками сосиски.
– Нет, меня же там не было.
У папы в уголках губ появляются пузырьки слюны, но он вытирает рот салфеткой и сохраняет спокойствие.
– Говорят, твоего Залмана отправили в Нижние районы. У него дома жила крыса.
– Да, сестричка, ну и друзья у тебя!
Камни в желудке превращаются в один большой булыжник. Если бы она могла, она бы плюнула Джимми прямо в лицо.
– Мне жаль тебя, – продолжает папа. – Кажется, он был тебе вместо друга. Может быть, теперь у тебя будет больше времени на дружбу с людьми своего возраста.
– Он же просто страшила. Скажи, пап? Вообще не понимаю, как ему дали здесь работу.
И Джимми начинает выковыривать ногтями застрявшие в зубах кусочки сосиски.
– Не преувеличивай. А если будешь так вести себя за столом, еще неизвестно, куда сам в конце концов попадешь. Йона, я очень тебе сочувствую, – говорит мама, – но это, наверное, к лучшему. Залману здесь не место. Страшно подумать, как он там теснился в темноте на минус одиннадцатом. Ну да ладно. Теперь, раз уж мы собрались вчетвером, давайте поговорим кое о чём важном. О бабушке.
Булыжник в желудке разрастается до размеров скалы.
– Нет! – кричит Йона.
– Дай маме договорить, – с раздражением говорит папа.
– Джимми, тебе я еще ничего не рассказывала. У нас в городе существуют специальные центры, где за бабушкой будут хорошо ухаживать. Они называются дома-плюс.
– Нет, они называются «дома-крест».
Папа закатывает глаза.
– Не знаю, от кого ты наслушалась этой ерунды, но, по-моему, стоит запретить тебе болтаться где попало.
Йона прикусывает язык. Надо научиться сдерживать эмоции, иначе посадят под домашний арест. Оставаться в своей роли: послушная дочь Бергеров. Когда мама снова начинает говорить, Йона сжимает кулак с такой силой, что ногти впиваются в кожу.
– Эти центры специализируются на уходе за людьми старше семидесяти пяти лет. И если родственники оставляют своих стариков дома, лишая их этого ухода, они каждый месяц платят штраф…
– Сто баллов в месяц, – говорит папа.
– Сколько? Как же мы сможем подняться на следующий этаж? – спрашивает Джимми.
– Мы сейчас о другом говорим. Важно понять, где бабушке будет лучше, – возражает мама.
– Дома, конечно. С нами, – говорит Йона.
– Кто бы говорил. Как будто ты проводишь с ней время. Тебя же вечно дома нет. Бабушка всё время спрашивает меня, когда ты вернешься.
Мама серьезно смотрит на свою дочь.
– Это правда, Йона?
– Не так уж часто я ухожу, – несмело оправдывается она. – Но нельзя же отправлять бабушку туда, где мы никогда не были?
– Как я погляжу, ты не особо имеешь право обсуждать, как будет лучше для бабушки, – говорит папа.
– Мы с папой попытаемся выяснить, действительно ли всё так страшно, как ты говоришь. И бабушка не прямо завтра переезжает. Мы решили, где-нибудь через месяц, чтобы успеть к этому морально подготовиться.
– И это обойдется
