– Мы никак не могли выяснить, есть ли у них боевое пламя, и при этом мы сами были безоружны.
Боевое пламя могли извергать лишь взрослые драконы, а наши были еще слишком молоды и могли выплевывать лишь струи горячего пепла.
– Отлично, Ли! – воскликнул Холмс.
В его низком голосе послышались теплота и одобрение. Энни сглотнула ком в горле. Мне стало нехорошо.
Атрей, барабаня по столу пальцами, впервые присоединился к разговору.
– Совершенно очевидно, что мы допустили грубейшую ошибку, недооценив Новый Питос, – заметил он. – Мы пропустили мимо ушей слухи о драконах, появляющихся на северном побережье, посчитав их досужим вымыслом, полезным только для нашей пропаганды, но не более. Похоже, мы просчитались.
– Стоило атаковать их еще несколько лет назад, – пробормотал Холмс. – Тогда их драконы еще не набрали силу. Надо было бросить на этот богом забытый остров все силы нашего флота и стереть с лица земли остатки этих грязных маленьких выродков… А теперь уже слишком поздно.
«Грязные маленькие выродки». Оскорбление, к которому я обычно был глух, сегодня вызвало у меня горячую ярость, словно воспламененную фантазиями о мстительном драконьем пламени.
Что, если я больше не смогу с каменным лицом сносить эти оскорбления?
Атрей замычал, не соглашаясь.
– Не будем делать поспешных выводов. Отправим депешу нашим послам на Иске и потребуем, чтобы они немедленно добились встречи с посольством Нового Питоса. Возможно, Радамантуса удастся вразумить.
Радамантус, полуаврелианец, был нынешним правителем Нового Питоса. Атрей повернулся к помощнику, сидевшему на краю стола.
– Вызовите двух самых быстроходных наездников на небесных рыбах, сообщите, что они должны стать посланниками. Это будут…
Он взглянул на меня.
– Крисса и Дориан, – ответил я, называя редко используемое полное имя Дака.
Помощник с поклоном удалился. Как только он скрылся за дверью, Холмс наклонился вперед.
– Думаете, это можно уладить при помощи дипломатии? – спросил он Атрея.
– Я готов попробовать, если это поможет предотвратить войну.
На лице Холмса застыл мрачный скептицизм. Я вспомнил надвигавшуюся на нас флотилию, заслонявшую собой небо бесчисленными полчищами, и тоже подумал, что у нас мало шансов. Подобное поведение не было присуще государству, которое искало дипломатического решения проблемы.
Когда мы вышли в коридор после заседания, там было тихо и пустынно, в залитые дождем окна падал тусклый дневной свет. Закрыв дверь, мы с Энни некоторое время стояли рядом. Казалось, что нас разделяет пропасть, а тишина стала звенящей.
События последнего часа возникли в моей памяти яркими вспышками: их флот, отчаянная тоска, Энни, выкрикивающая мое имя и уводящая меня за собой. Ее голос, отдающий за меня приказы, выполняющий мои обязанности. А затем мои мысли устремились к фантазиям о мести, которая означала, что мне придется предать не только ее, но и ее народ.
Она резко отвернулась и направилась прочь.
– Энни?
Но я не представлял, что скажу ей, а она не обернулась.
* * *– Тот дракон убил мою семью.
Он непонимающе уставился на нее. Ему даже показалось, что он ослышался. И он попросил ее повторить, и она произнесла свои слова еще раз.
– Ты лжешь! – воскликнул он.
Она не ожидала этого. Ее глаза округлились.
– Мою семью убил дракон, – сказала она. – Солдаты заперли их в доме, а наш Повелитель драконов сжег его.
– Но как же ты тогда выжила?
Она побледнела.
– Он заставил меня смотреть.
Он вспомнил на своих руках ощущение прикосновения взрослого, принуждавшего его смотреть на то, чего он не желал видеть.
– Это бессмысленно, – огрызнулся он.
Она пыталась найти слова, чтобы все объяснить ему. Похоже, она никак не ожидала такого поворота.
– Он сказал, что один из нас должен смотреть, чтобы потом рассказать всей деревне…
Ее голос задрожал. Но он оборвал ее на полуслове, потому что не желал слышать, как она плачет.
– Откуда ты знаешь, что это был тот дракон с площади?
– Потому что это был дракон грозового бича с красными кончиками крыльев…
– Тогда, возможно, они это заслужили!
Он почти кричал на нее.
Ее голова дернулась назад, и она прижалась к стволу дерева, словно он ударил ее. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга. Запрокинув голову, она с мрачным недоверием разглядывала его, а он, тяжело дыша, глядел на нее, чувствуя разгорающуюся ненависть.
Она едва слышно заговорила первой.
– Их убили, потому что мы не отрабатывали свою норму во время голода.
– Не было никакого голода, – огрызнулся он.
Она прищурилась.
– Что, прости?
– Это все одна сплошная ложь. И все это знают. Это преувеличение нужно было для того, чтобы должники могли не отдавать долги…
– Моя мама, – сказала она, – умерла во время голода. И мой маленький брат. Потому что нам не хватало еды. А ведь мы жили на ферме.
Ее глаза сверкали, но она так рассвирепела, что забыла о слезах. Она ткнула пальцем мимо его плеча, указывая на детей, игравших во дворе.
– И если ты еще не понял, голод – главная причина тому, что большинство из них оказалось здесь.
Она вставала, все еще прижимаясь спиной к дереву. Но даже вытянувшись в полный рост, она была ниже его больше чем на голову. Она смотрела на него так, будто видела впервые. Вся ярость и отвращение, которые она испытывала к своим мучителям, в тот миг обратились против него.
– Держись от меня подальше, – сказала она.
ЭнниНе в силах совладать с отвращением, я торопилась поскорее уйти от Ли. Еще мгновение в его присутствии, и назревавшие в душе чувства вскипели бы и перелились через край. Я хотела остаться одна, чтобы все обдумать, побыть вдали от этих серых глаз и скул, казавшихся чересчур правильными и благородными.
«Держись от меня подальше».
Возможно, стоило выдать его?
Этот вопрос не давал мне покоя, когда я уходила.
Глупо было доверять ему.
Но я все равно не могла заставить себя предать его.
Я не винила Ли во всплеске эмоций, не винила за взгляд, полный тоски, когда он увидел их. Не надо было обладать большим воображением, чтобы понять его чувства. Мне хорошо знакома сиротская боль одиночества, я знаю, каково это – жаждать тепла близких. Все это было вполне естественно.
Я сердилась на Ли за то, что произошло потом. За то, что он послушался меня, когда я приказала разворачиваться, хотя без слов было ясно, что его сердце разрывалось на части. За то, что сидел рядом со мной на совещании, когда я сообщала о военной угрозе, возникшей на горизонте со стороны повелителей драконов против лидеров Каллиполиса, а затем резко включился в беседу. За то, что дал мне крошечную надежду, что, возможно, я еще не потеряла его.
Я винила его в том, что по-прежнему хотела ему верить.
Я желала этого так сильно, что душа разрывалась от боли.
А при мысли о том, что я только что поступилась доверием Атрея Атанатоса и
