Рожденный в огне

ответил тот.

А затем он повернулся к солдату, стоявшему рядом с ним, и отдал ему приказ.

Солдат, который смотрел на мальчика, сначала не расслышал. Мальчику явно было не больше восьми лет – правда, выражение лица, которое солдат мог разглядеть под маской крови, не было похоже на выражение лица восьмилетнего ребенка.

Солдат, который вырос, думая о повелителях драконов и их сыновьях как о другой расе, другом виде, был удивлен, что думал о том, что ребенок, даже сын Повелителя драконов, никогда не должен выглядеть так.

А потом он услышал приказ Атрея. Это было сказано так тихо, что солдат даже сначала подумал, что ослышался.

– Отведи мальчика в коридор, – пробормотал Атрей, – и перережь ему горло.

Энни

– Он этого не сделает, – сказал Кор.

– Еще как сделает, – ответила я.

Мы стояли в кабинете командующего флотом, между мной и ребятами был стол, а дверь мы закрыли. Руками я опиралась на поверхность стола. С тех пор как я стала исполняющей обязанности командующего, я упорядочила и сложила все документы Ли.

– Люди не убивают своих родственников, – сказал Рок, будто мне было нужно такое объяснять.

– Ли – не «люди», – ответила ему я. – Он сделает это. Они Первые Наездники, он всегда знал, что это будет значить.

Кор скептически цокнул языком. Его руки были сложены на груди.

– Энни, – сказал Рок, повышая голос, – ты понимаешь, что произойдет, если он этого не сделает, верно? Ты понимаешь, кому придется иметь с ним дело, если он перейдет на другую сторону? Тебе.

Во мне заклокотал гнев, и я ответила:

– Да, я в курсе этого, Рок.

– И ты сможешь это сделать? – потребовал он ответа.

Я призналась в этом после долгих часов размышлений в тишине:

– Да.

* * *

Вечером слухи о том, что должно произойти следующим утром, распространились по всему корпусу. Ужин был более тихим, чем обычно, а когда мы позже выключили свет, в комнате девушек было так тихо, как это могло быть только тогда, когда люди не спали. В конце концов я сбросила с себя одеяло.

– Крисса? – пробормотала я. Ее кровать находилась рядом с моей. Я не знала, о чем я собиралась ее спросить, но она не дала мне возможности выяснить это.

– Я уже попрощалась, – ответила она. – Тебе тоже следует это сделать.

Это все, что мне нужно было услышать.

Кабинет Горана был открыт. Я позволила себе войти туда и взять ключи.

Я произнесла его имя и услышала шорох.

– Энни?

Он говорил так, словно ему снился сон. В помещении было темно, все-таки два часа ночи, и я видела его силуэт, когда он поднялся на ноги. Я открыла дверь, зашла в камеру, и, прежде чем я смогла подойти к нему, я почувствовала его руки, обнимающие меня и прижимающие к себе.

– Ты холодная, – сказал он, – и дрожишь.

Я не заметила этого. Он усадил меня на край своей койки и обернул одеяло, которое я ему принесла, вокруг меня, а затем снова прижал к себе.

– Я не хотела тебя будить, – прошептала я.

Ли издал тихий смешок в темноте.

– Я не спал.

Конечно, я так и думала.

Я обернула одеяло и вокруг него тоже, и мы сидели рядом, обернутые одеялом, так близко, как мы когда-то сидели в Элбансе, когда он обнимал меня на третьем этаже.

– Позволь мне провести это дежурство с тобой, – прошептала я.

В ответ он прижал меня к себе еще крепче. А потом провел рукой по моим волосам и опустил свое лицо на мою шею. Это казалось таким правильным, что в горле появился комок, и я подняла руку, чтобы прижать его голову к своему плечу и удержать ее там. Я думала о той прекрасной ночи, когда мы держались за руки после танца прямо как сейчас, но я отстранилась. Казалось, будто это было в другой жизни, и я не помнила, почему так поступила.

Он медленно вдохнул.

– Ну вот мы и здесь, – сказал он.

Как будто «здесь» – это был конец, и он знал, что он был близко.

– Ты… Ты знаешь, что будешь делать? – спросила я.

Он снова рассмеялся, и этот смех был похож на плач.

– Я знаю, что я должен сделать, – ответил он.

А вот сможет ли он это сделать, это уже другой вопрос.

– Я все думаю, – продолжил он, его голова по-прежнему покоилась на моем плече, – я думаю о том, чтобы просто взять Пэллора и сбежать.

Вот насколько он отчаялся. Он даже начал думать о том, чтобы бросить все это.

Но я знала, что Ли выше этого. И еще кое-что, что я знала с самого начала, – это то, что Ли не сбегал. Он всегда оставался. Даже если ему было очень больно от этого.

– Нет, Ли, – ответила я.

Он молчал, только сжимал и разжимал руки в моих волосах.

– Ты знаешь, что не можешь так поступить.

– Почему нет? – спросил он без надобности. Словно он и сам знал, но хотел, чтобы я ему это сказала.

И хотя единственное, что я хотела чувствовать вечно, – это его дыхание на моей шее, я отодвинулась от него. Ему пришлось поднять голову и посмотреть на меня.

– Потому что тебе дана такая власть, и ты обязан распоряжаться ею должным образом. Отказаться от этого – так же плохо, как отдать дракона своему врагу. Ты должен выбрать сторону, что бы ты ни сделал.

Ли замолчал на мгновение. Словно эти слова поразили его. А потом он отвел взгляд.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – сказал он, – хорошо?

– Хорошо, – прошептала я.

У нас было еще три часа, прежде чем мне нужно было уходить. В течение этих трех часов мы лежали рядом, завернутые в одеяло, почти как любовники, за исключением того, что то, что происходило между нами, было чем-то более интимным. Мы говорили обо всем, о чем только можно подумать, чтобы оттолкнуть прочь мысли о завтрашнем дне, и на мгновение у нас это даже получилось.

Но отвлекающие факторы слишком хорошо работали, а время уходило быстро, и в конечном итоге три часа оказались жестоко короткими.

– Энни, – сказал он, когда пришло время уходить. – Если я не… Если я не смогу…

Это вопрос, хотя и не похоже. Я дала ему обещание, которое он хотел услышать, даже если это разбило мне сердце.

– Да, – ответила я ему, – я сделаю это.

Он опустил голову в мои волосы, вдохнул так, словно делал это в последний раз, а затем произнес:

– Хорошо.

Когда я поднялась с кровати, чтобы уйти, он схватил меня, притянул к себе и заколебался. Еще мгновение он смотрел на меня с раскрытыми губами, и я видела тоску на его лице.

Тоску по мне. Столько тоски, что это было похоже на отчаяние.

Он издал стон, такой тихий, что его едва было слышно, и с нежностью, заставляющей мои глаза гореть, он наклонился вперед, взял в свои ладони мое лицо и поцеловал