– Смею предположить, – продолжал он, – что вы отстали от своих соратников, милостивый государь. Верно? Тогда вот что, – решительно проговорил он. – Скоро ночь. Одному в тайге оставаться опасно. Посему настоятельно рекомендую вам присоединиться к нашему отряду. Мы проводим тут геологические изыскания. Если вы и в дальнейшем не найдете своих товарищей – оставайтесь с нами. Мне помощник не помешает. Позвольте только узнать, как мне вас, молодой человек, величать?
– Дима… Ручейков, – пробормотал Димка растерянно.
– Забавная у вас фамилия, Дмитрий Ручейков, – добродушно улыбнулся мужчина. – Обручев, – протянул он Димке руку, – Владимир Афанасьевич. К вашим услугам.
Сказать, что Димка удивился, – это почти ничего не сказать… Он был ошарашен, огорошен, сбит с толку!
– О-бру-чев? – повторил он медленно. – Да еще и Владимир Афанасьевич? Вы не шутите? Вы же полный тезка знаменитого геолога и писателя – того, что написал «Землю Санникова», «Плутонию» и другие книжки!
– Помилуйте, уважаемый Дмитрий! Извините меня, конечно, но вы что-то путаете. Боюсь показаться нескромным, но не существует во всей Российской империи второго геолога по имени Обручев. Это я вам совершенно ответственно заявляю. Ежели взять мою скромную персону, то, помимо научных статей, у меня выходили очерки, а вот художественных книг, увы, не было, хотя у меня и есть подобные замыслы. Однако, – оглянулся он на своих, – пора нам двигаться дальше, выбираться из этой ма́ри. Вон казачки мои уже заскучали. Смеркается, а нам еще бивак обустраивать. – Он сделал знак рукой, и караван тронулся.
«Казаки? – повторил Димка мысленно. – Откуда здесь казаки? И Российская империя…»
И у него возникло ощущение, что ум у него начинает заходить за разум.
…Димка брел вслед за этим странным отрядом, и в голове у него кружили и путались мысли.
«Или я спятил, – тревожно думал он, – и все это мне бредится, или… или это настоящий живой Обручев со своими спутниками, и тогда не понятно, кто же все-таки спятил. Одно ясно: произошла какая-то шизе́нь. Произошло что-то такое, что никак не должно, не могло произойти…»
– А ну давай! Шевелись! – покрикивали бородатые мужики на лошадей, которые, навьюченные по бокам ящиками и тюками, вязли в болотной жиже и останавливались. Увязали и люди, но животным приходилось тяжелее. Одна лошадь застряла так, что стала валиться на бок, и навьюченные тюки грозили угодить в грязь. С лошади тотчас же сняли поклажу, и трое человек принялись высвобождать животное. Один тянул за узду, двое толкали сзади.
– Понатужься! – подбадривали они друг друга.
Потом лошадь снова завьючили.
Вереницу людей и животных сопровождали серые клубящиеся облачка комаров и мошки. Насекомые жгли лица путников, лезли в глаза и в уши. Еще сильнее эти мучители донимали лошадей. Те трясли головами, фыркали, охлестывали себя хвостами, но полчища гнуса не отставали от них ни на шаг. Некоторые из людей были в черных сетках-накомарниках, защищающих лица.
Димка так был поглощен своими размышлениями, что почти не замечал ни мошки, ни вязкой зеленой гущи под ногами.
«Возможно, – рассуждал он про себя, – это какое-то редкое явление, пока еще неизвестное науке. Что-то наподобие миража».
Только вот мираж, насколько ему помнилось, это перенос через пространство отражений каких-то реальных предметов – корабля, допустим, или панорамы города. А тут… (другого объяснения у него пока не было) тут случилось перемещение – уже не через пространство, а через время – каких-то событий прошлого. А поскольку мираж, как Димке было известно, обычно длится недолго, то и происходящее сейчас рядом с ним, вероятно, скоро исчезнет.
«Но если уж мне выпал такой шанс, – решил мальчишка, – редчайший шанс, я должен все это хорошенько запомнить и все, что можно, разузнать. Даже страшно… Кому еще выпадало такое – встретить людей из прошлого?»
Вместе с тем что-то подсказывало ему, что не стоит пытаться объяснить Обручеву и этим бородачам, что он, Димка, и они – из разных эпох. Во-первых, ему – сто процентов – не поверят. А во-вторых, могут принять за безумца. Если только он и в самом деле не того…
«Странно еще, – подумалось ему, – почему этот Обручев отрекается от им же написанных книг?»[10]
Между тем болото кончилось, сменившись низкой порослью карликовой березки и пахучего багульника. Последовал пологий спуск. Справа сползала сверху осыпь, слева тянулся лес, над которым высовывалась соседняя гора. А здесь, в ложбине, бежал между покрытыми мхом валунами симпатичный ручеек, вытекающий из оставшейся за спиной мари (как назвал болото Обручев).
На травянистой поляне у ручья караван остановился. И сразу же все, как по сигналу, рьяно взялись за работу. Двое развьючили лошадей и, спутав им веревкой передние ноги, пустили пастись. Другие таскали из лесу дрова. Кто-то вырубал жердины, кто-то разводил костер.
Под большой елью шалашиком поставили винтовки – всего четыре. Отдельно лежала старая берданка кого-то из рабочих. И висела на суку двустволка (как Димка узнал позже – Владимира Афанасьевича).
Коней донимала мошка, из-за чего они начинали неуклюже (из-за спутанных ног) скакать, фыркать и даже сердито ржать. Лошади были коренастые, светло-коричневые с черными либо серыми хвостами и гривами, лишь одна была серая пятнистая.
Димка наломал пучок веток и попробовал отгонять гнус от бедных животных. Но те шарахались больше от новоявленного опекуна, чем от кусачих насекомых. Вскоре казаки устроили для них дымокур, навалив в разведенный на отшибе костер целый ворох сырого мха.
– Палатки умеешь ладить? – обратился к Димке бородатый великан с румяным веснушчатым лицом. – Ежели нет – обучим. Ты, стало быть, Митрий. А по батюшке как же?
– Алексеевич.
– Митрий Ликсеич то бишь. А меня зови: Герасим, – представился он.
Вихрастой русой бородой и веселыми голубыми глазами Герасим напоминал богатырей из русских народных сказок. По всей видимости, он был старшим над рабочими: те слушались его и делали всё, как он говорил.
– А ну, молодцы, поживее! – подбадривал он их и сам хватался за любую работу.
Палатки в отряде Обручева ставили так. Сначала устанавливали столбик чуть повыше человеческого роста, вырубленный из нетолстого дерева. Сверху на него накидывали огромную, пахнувшую походной пылью палатку. Подобно колонне, столбик упирался в макушку пирамидальной крыши. По углам прилаживали изнутри четыре кола, а сами углы оттягивали шнурами. Димке как раз и поручили держать поочередно эти угловые подпорки.
Кроме двух больших шатровых палаток, имелась еще одна поменьше, шалашиком. Большие предназначались: одна – для четверых казаков, вторая – для пятерых рабочих, включая повара. А в третьей, небольшой, размещался сам Обручев.
В больших палатках можно было спокойно стоять во весь рост, что Димке особенно понравилось.
Еще не закончили с палатками, а на галечнике у ручья уже вовсю пылал костер. Над ним стояла деревянная тренога, на которой висел объемный закоптелый котел с водой.
Кряжистый чернобородый мужик с густыми бровями и хищным, похожим на клюв
