– Коварное растение, – заметил Владимир Афанасьевич, когда они тронулись дальше. – Для двуногих коварное. А вот четвероногие чувствуют себя в таких дебрях распрекрасно. К тому же кедровый стланик, когда созревают орехи, дает прокорм многим обитателям тайги.
Более часа продирались они через адские заросли, и эти час-полтора умотали Димку больше, чем предыдущий долгий подъем.
Но все когда-нибудь кончается, и совершенно внезапно, точно смилостивившись, дебри выпустили наконец двух мучеников из своих колючих объятий. Перед ними открылся уходящий вниз каменистый склон, утыканный редкими лиственничками. Дальше, за небольшим распадком, поднимался следующий отрог, тоже, по счастью, лысый. Обернувшись назад, Димка с удивлением обнаружил, что граница зарослей кедрача проходит по склону и по соседним горам ровной линией. Как будто кто-то приложил линейку и провел эту границу.
– Перед вами классический разлом, мой уважаемый ассистент, – тоже проследил взглядом эту границу Обручев. – Проще говоря, трещина между двумя блоками земной коры. Видите, сама природа обозначила его: по одну сторону разлома – одни породы, а по другую – иные. А на разных породах произрастает разная растительность. Вот, так и есть, – заключил он, расколов несколько камней.
Несмотря на усталость, лицо Владимира Афанасьевича выражало удовлетворение: природа-матушка ничего не напутала, все было как по учебнику (так он выразился).
Между тем тут, на голом, облитом солнцем склоне было не менее жарко, чем под сводами кедрача. Пахло разогретыми камнями. Так, наверное, пахнет из печей, в которых обжигают кирпич.
Пот застилал Димке глаза, лицо горело от покусов, тело зудело и чесалось из-за насыпавшейся под одежду хвои. Перепачканная смолой одежда была неприятно липкой и влажной от пота. И не было у Димки в эти минуты большего желания, более вопиющей потребности, чем искупаться в холодной бодрящей речке, освежиться, смыть пот. Ну пусть не в речке, а хотя бы в ручье, чтобы можно было погрузить в воду разгоряченное измученное тело. А еще напиться. Ах, с каким наслаждением припал бы он иссохшими губами к холодным струям ручейка!
Ручьи же, как известно, текут по оврагам и распадкам. Но когда они спустились в распадок, то обнаружили в зарослях ивняка лишь пустой желоб без единой капли влаги. Вода ушла в камни и, словно насмехаясь над людьми, журчала и булькала где-то в глубине.
Ничего не поделаешь. Поползли на следующий отрог. – Каков сегодня маршрут… хуже горькой редьки, – пробормотал устало геолог, чем сильно удивил Димку. Тому казалось, что его старшему товарищу все нипочем, и только один он, Димка, клянет сегодняшний маршрут, жару, мошку и кедрач.
Поднимались медленно, точно две старые черепахи.
– Что это еще за китайская стена? – спросил Димка, подняв голову.
И правда: отрог пересекала стена. Шириной она была около метра, а по высоте – где пониже колена, а где и с Димкин рост. Стена ныряла в соседний распадок, терялась там в кустарнике и снова появлялась уже на следующем склоне.
– Так вы слышали про Великую Китайскую стену[40]? – подивился Владимир Афанасьевич.
«Кто ж про нее не слышал!» – хотел было сказать Димка, но подумал, что во времена Обручева, без телевидения и Интернета, наверное, не все знали достопримечательности разных стран.
– Эту стену, в отличие от Китайской, возвела природа, – остановился возле нерукотворного сооружения геолог, – причем задолго до Китайской стены. Это дайка. По сути, это трещина в земной коре, в которую проникла и застыла магма.
– Круто! – сорвалось у Димки с губ.
– Верно, обычно дайки имеют крутое положение, близкое к вертикальному, – по-своему понял его ученый. – Если породы дайки прочнее пород-соседей, тогда она и стоит, как монумент, поскольку окружающие породы разрушаются быстрее.
Обручев пояснял и одновременно что-то записывал.
– Удивительно, как она держится, – провел Димка ладонью по трещиноватой поверхности этого творения природы.
– Что вы! – воскликнул Владимир Афанасьевич. – Да она еще нас с вами перестоит. Процессы выветривания крайне медленны, хотя и неумолимы.
Неподалеку от дайки, в уступе склона Обручев показал своему подопечному небольшой (по его словам) разлом. Но это оказалась не трещина, как ожидал Димка, а всего лишь полоса мелко раскрошенных камней.
– Часто разломы и обнаруживают по такому вот дроблению пород, – пояснил ученый. – Когда один гигантский блок земной коры трется о другой, породы на контакте истираются, подобно зерну в жерновах мельницы.
– А если сидеть тут долго и наблюдать, то можно заметить, как они, эти блоки, движутся? – спросил Димка.
– Что вы! – воскликнул Обручев, смеясь. – Эти движения в масштабе человеческой жизни почти не уловимы. За год может произойти смещение всего на полдюйма или меньше. Так что, даже просидев тут целый год, вы вряд ли что-то заметите. А вот в масштабе жизни Земли, допустим за миллион лет, общее смещение составит более десяти верст, что, согласитесь, немало. Это намного больше высоты любой из окружающих нас гор.
Димка согласился, что это немало, но вообразить такое передвижение внутри Земли не смог.
– Для нас важно, – продолжал ученый, – что по этим трещиноватым зонам могут просачиваться из глубины Земли растворы и образовывать кварцевые или кальцитовые[41] жилы, нередко с рудой.
Как бы в подтверждение своих слов геолог подцепил заостренным концом молотка и выворотил из обрыва неровную плитку белого кварца, тоже всю в трещинах. Стукнул по ней молотком, и она легко рассыпалась на множество кусков и кусочков.
Владимир Афанасьевич достал из нагрудного кармана круглую лупу на желтоватой костяной ручке и внимательно стал рассматривать несколько кусков.
– Вот, полюбуйтесь, – протянул он Димке обломок и лупу. – Видите черные вкрапления?
Димка приложил лупу к глазу. Он увидел неровную, как будто изгрызенную сахаристую поверхность камня. А на ней – черные блестящие кляксы и золотисто-желтые угловатые крупинки.
– Видите темный минерал? – повторил Обручев. – Это молибденовый блеск[42] – минерал, содержащий молибден. Грех не взять такой образец.
– А желтое – это золото? – с надеждой спросил Димка.
Геолог улыбнулся:
– Часто людей смущает этот минерал, который называют в просторечии кошачьим золотом. Но это всего-навсего серный колчедан[43], соединение железа и серы.
Глава 23. Купание
В следующем распадке, как ни печально, воды также не оказалось, и утомленные, очумелые от жары маршрутчики решили идти по нему вниз. Тем более что и день уже клонился к вечеру.
Постепенно лощина расширилась, стало больше кустов и деревьев. Димкины ноги теперь уже не спотыкались о камни, а путались в багульнике и вязли в сыром мху.
– Должна быть скоро вода, – заключил геолог. – Недурно было бы искупаться. Весьма недурственно.
Димка ускорил шаг, живо представляя себе, как его потное, грязное, зудящее тело погрузится в прохладные живительные струи.
Ожидания не обманулись: скоро в просветах между деревьями темным продолговатым пятном обозначилось озеро. Димку влекло к нему как магнитом. Скорее, скорее!
Еще сотня шагов, и вот они добрались наконец до воды, лежащей дымчатым неподвижным стеклом. С противоположного недалекого края озера взмыла и унеслась стайка
