Димка быстренько разделся. Его лишь смущала изумрудно-зеленая тина у берега, не обещавшая приятного захода. Первые шаги смутили его еще больше. Ноги погрузились выше коленей в теплую жижу, состоящую из смеси ила и гниющих водорослей. Со дна бежали к поверхности пузыри газа, и пахло как из канализации. Мальчишка поспешил заплыть дальше. Вода в озере была красновато-коричневой, теплой, прямо парной у поверхности, но ледяной на полуметровой глубине. Снизу тянулись длинные стебли водорослей и неприятно скользили по животу. Так и чудилось, что вот-вот кто-то куснёт тебя за пятку или за живот. Бр-р-р! Димка все же нырнул в глубину, желая охладиться, после чего верхний слой воды показался ему чуть ли не кипятком. Рядом он услышал довольное кряхтение. Это вынырнула из-под воды голова Владимира Афанасьевича. Волосы его прилипли ко лбу, а к бородке прицепился какой-то бурый стебель.
Выход из озера омрачил даже такое, не самое приятное купание. Оба купальщика выбрались на берег покрытые жидким илом, тиной, мелкими жучками и козявками. Вдобавок их тотчас же с большим воодушевлением облепили комары и другие их родственники, и даже бог весть откуда взявшиеся мухи. Димка чуть не стонал от досады, а Обручев, оглядев его и себя, вдруг принялся хохотать. Подождав с минуту, Димка не выдержал и тоже расхохотался.
По словам ученого, озеро это обязано своим происхождением леднику. И на дне его вполне мог находиться лед.
Оставшийся путь к лагерю проходил для Димки словно во сне. От усталости он не замечал ничего вокруг. Точно робот, он послушно брел за старшим напарником, без единой мысли в голове, тупо вперив взгляд в землю. От жажды его язык прилип к нёбу, а нёбо сделалось шершавым, наподобие наждака. Судя по треску, они спугнули какого-то зверя, но мальчишка даже не поднял головы.
Вечерело. Солнце скрылось за деревьями и горами. Димка почувствовал это по тому, как стало сумрачнее и прохладнее. А они всё шагали и шагали по вязкому мху, по шатким камням, по валежинам. Доберутся ли они сегодня до стоянки или будут брести так всю оставшуюся жизнь – Димке было уже все равно. Но когда впереди, между стволами, светлыми пятнами замаячили палатки и пахну́ло дымком, Димкины ноги неожиданно для него прибавили темпа.
Через пять минут он уже бултыхался в сказочно-прохладных волнах реки, с наслаждением глотая ее чистейшие струи. А еще минут через десять – уплетал у костра вкуснейшую похлебку с кусками нежного душистого мяса. Это казаки настреляли утром рябчиков. Кроме того, он отведал малосольного хариуса, в ловле которого вчера участвовал. Эх, до чего же классно жить на свете!
И, точно желая доставить Димке еще больше удовольствия, казаки с рабочими в тот вечер, сидя вокруг костра, взялись петь песни. Пели поочередно: рабочие – свое, казаки – свое. У казаков песни были бравые – про походы да про коня и шашку, а у рабочих больше печальные, тягучие – про горькую судьбу да про реченьку или срубленную березу.
Выезжаю на коне,Сабля вострая при мне… —пели казаки.
Ты сторонка, сторонка родная,Нет на свете привольней тебя… —сменяли казаков рабочие.
Димка, считавший хоровое пение делом скучным, неожиданно для себя заслушался. В этом мужском многоголосье звучала такая задорная сила, такая душевная ширь, что Димка пожалел, что он не казак и не артельный рабочий.
Даже Михей-Хобот в этот раз не спал и тоже тужился петь. Правда, пение его походило, скорее, на заунывное мычание.
– В запрошлом годе был случай, – принялся рассказывать между песнями молодой казак Николка. – Маневры мы проводили, тово-этово… И вот сидим, значит, на привале, вот прям как сейчас. Запеваем. Слышим: треск. Выходит на поляну медведь, садится насупротив, подпирает морду лапой и сидит слушает. Слушает и, где надо, головой мотает. Согласно мелодии, значит.
– Вот брехать! – захохотали товарищи рассказчика. – Скажи еще: он с вами песни играл.
– А что! Малость подыгрывал. Слов знать он не ведал – подвывал только, вон как наш Хобот.
Димка от души смеялся со всеми над этой байкой.
Единственно, что немного огорчало его, так это то, что бойкий Николка в последние дни как-то подозрительно стал на него посматривать и задавать всякие неудобные вопросы.
– Митрий Ликсеич, – говорил он, – ты, тово-этово… какими такими путями из России сюда, в Сибирь, пожаловал?
И Димка не знал, что ответить.
Вот и сейчас балагур, едва кончили смеяться, комически развел руки и произнес нараспев:
– Чтой-то все не видать товарищей твоих, Митрий Ликсеич. Что ж они, под землю провалились?
Заступился за Димку Герасим.
– Пошто прицепился к человеку, чисто клещ?! Ты свою службу знай, а он свою знает.
– А чево я? Другие тож любопытствуют.
Глава 24. Образование гор
И вот новый день и новый маршрут. И новые вершины. Горячее солнце и прохладный ветер в лицо. И застывшая волнами, вздыбленная гребнями земная твердь вокруг.
– Владимир Афанасьевич, скажите, пожалуйста, – обратился Димка к своему наставнику, пока они двигались по длинной и почти ровной спине хребта, – как все-таки образовались все эти горы? Раньше я думал, что горы – это вулканы. Но… вы мне показывали всякие слои, складки, рябь окаменевшую…
– Да-да. Хорошо, что вы об этом задумались, мой юный друг. Горы, скажу я вам, рождаются по-разному. – Геолог слегка сбавил поступь, и теперь они шагали рядом. – Встречаются горы чисто вулканической природы. Однако ж большинство гор образовалось посредством сжатия. А результат сжатия, извольте знать, это не только складки, вроде тех, что мы наблюдали третьего дня, это еще и поднятие толщи на большую высоту.
– Тектоническими силами?
– Именно.
– Ладно. Но тогда откуда эти силы берутся? Почему в одних местах горы есть, а в других нету? Вот что мне странно.
– Это крайне интересный и по сей день не решенный вопрос, уважаемый Дмитрий. Мне это дело видится так. Существуют древние прочные блоки земной коры. Этакие глыбищи. Между ними – впадины в виде озер или даже морей. Впадины наполняются постепенно слоями донных осадков. Длится это миллионы лет, так что толща получается до нескольких верст в поперечнике. Нижние слои, благодаря давлению верхних и нутряному теплу Земли, преобразуются в твердую породу: пески – в песчаники или даже в кварциты, глины – в сланцы, древесные и торфяные пласты – в уголь. Затем в некий период блоки земной коры сближаются, и происходит сжатие. А что мы обычно видим при сжатии? Если мы сожмем ладонями с двух сторон пласт теста – а породы, как мы уже говорили, при длительном давлении ведут себя почти как тесто, – то что же произойдет? Оно выпучится смятым бугром, не так ли? – Продолжая шагать, рассказчик весело взглянул на своего слушателя. – Но все-таки горные породы – не тесто, и при сильном сжатии
