И это ни в коем случае не означает отсутствия любви к Родине или лояльности к государству, или даже какого-то особо предвзятого отношения к милиции и КГБ. Соседи мои в большинстве своем были детьми войны, их матери и отцы воевали и погибали в сражениях и под бомбежками в умирающем, но не сдавшемся Ленинграде; они и сами, каждый из них, поднялись бы в штыки как один хоть сейчас, или вступили бы в схватку с вооруженным вражеским диверсантом – и наваляли бы промеж ушей такому диверсанту, и скрутили, и сдали бы, куда следует. Но самоотверженная любовь эта к Родине из поколения в поколения соседствовала с фатальной готовностью к властному произволу, твердым знанием, что перед высоким начальством ты никто, и что ни жизнь твоя, ни свобода и медной копейки не стоят для большинства из тех, чьи портреты ты видишь в “красном уголке” или несешь транспарантом на демонстрации, сливая свой голос с общим раскатистым и торжествующим криком “ура!”
Слов нет, сострадание ближнему не очень подходит в качестве идеологической основы, чтобы объединить вдруг народ. Для этого в самый раз ненависть – так быстрее и проще. Показал внешнего супостата, крикнул погромче “Наших бьют!” – и все, пошла писать губерния, навешивая и правым, и виноватым. Ни воспитывать не нужно людей, ни развивать. Только дров подкидывай в топку яростной неприязни. Но я так скажу: русский народ принято иногда сравнивать с медведем – пусть; и это хороший, добродушный такой мишка, предпочитающий малину и мед чужой плоти и крови. Он даже на велосипеде согласен по цирковой арене проехать, чтобы повеселить ребятишек. Но очень плохая идея превратить его в свирепого пса на привязи; скармливать ему под видом патриотизма ненависть и драчливость; держать в состоянии постоянного злобного возбуждения, пока у него пена с клыков не начнет капать и глаза не выкатятся из орбит – и удерживать на цепи, науськивая при этом на всех подряд. Потому что есть пределы терпения у медведя; и не раз и не два случалось такое, что, потеряв голову от внушенного ему озлобления, он бросался на тех, кто держит цепь – и тогда пощады не жди.
Мы готовы проявить милосердие к поверженному врагу, но к павшему кумиру безжалостны совершенно.
Так что в преследование за правду у нас очень верится, да. А история, которую рассказал Савва Гаврилович, была еще и эмоционально пронзительной до рыданий.
– Светогорск – город закрытый, – рассуждал Деметрашвили. – Туда и в обычное время без пропуска не попадешь.
– Сейчас патрули на всех трассах и на вокзалах, – добавил я. – Электрички, автобусы, автомобили – все проверяют. Даже из Ленинграда не выехать, не то, что до Светогорска добраться.
– Я мог бы вывезти из города на тепловозе, – задумчиво проговорил Чечевицин. – Товарные поезда проверяют только при отправлении и в пункте назначения. Подхватил бы, скажем, по пути, довез бы до Выборга или Приозерска. Но вот только в Светогорск у меня рейсов нет, а поменяться в такой короткий срок проблематично. Времени-то у нас до пятницы.
– Валька! – воскликнул вдруг дядя Яша и хлопнул себя ладонью по лбу.
Все непонимающе уставились на него.
– Валька же! Ну, Валька Хоппер, сосед наш, помните? Он же в “Интуристе” какая-то шишка, автобусами заведует! Точно выручит или подскажет, что делать! Женя, где у нас записная книжка?
Потом посмотрел на меня и спросил:
– Витя, ты ведь не против?..
Я махнул рукой. Конспирация и без того накрылась уже корытом.
Дядя Яша вышел позвонить, и вернулся минут через пять, сияя, как новобрачный.
– Сейчас приедет! – сообщил он. – Я по телефону в курс дела вводить его не стал, сказал только, что у нас Витя Адамов в гостях и ему помочь нужно. Так он говорит, для Виктора, мол – так и сказал, для Виктора! – все, что угодно. Вот как!
Я кисло улыбнулся. Невероятная отзывчивость дяди Вали Хоппера мне была хорошо понятна, и адресовалась она не соседскому мальчишке, которого в глаза не видел больше десяти лет, а капитану уголовного розыска Адамову.
* * *Если с прочими обитателями дома на Лесном я не виделся с того самого дня, как ушел в армию, то с Валентином Александровичем Хоппером встречался последний раз года три назад. Его тогда, что называется, обули при покупке машины на авторынке, что на проспекте Энергетиков – самым незамысловатым образом, “на хапок”, пройдя с деньгами через административный корпус. Дядя Валя, конечно, очень расстроился, ибо пять с половиной тысяч – деньги немалые, и от расстройства вспомнил про меня и про то, что, как ему было известно, я работаю в милиции. Помочь получилось: кто промышляет подобным образом на авторынке, мне было хорошо известно, я задал несколько вопросов правильным людям и через пару дней отловил злодея, который, как это обычно бывает, предпочел вариант полного возврата денег альтернативе получить срок за мошенничество, тем более, уже не первый. От пятисот рублей, предложенных осчастливленным дядей Валей, я тогда отказался, но коробку импортных конфет с ликером для мамы взял.
Источник достатка Валентина Александровича загадкой для меня не был, потому как дядю Валю хорошо знали в определенных кругах, да и Костя Золотухин мне кое-что по него рассказывал. Завидная должность директора одного из автобусных парков в структуре “Интуриста” позволяла не только ставить “левые” рейсы или попросту сдавать машины в аренду, но и заниматься более рискованными и куда более прибыльными делами. Пресловутый “железный занавес” к середине восьмидесятых уже порядком проржавел и прохудился, так что пропускал через прорехи не только контрабандные сигареты, джинсы и алкоголь, но и наших сограждан, которым по разным причинам очень нужно было посетить сопредельное государство без мороки с оформлением виз и паспортным контролем. В туристических автобусах, возивших гостей из Финляндии, порой бывали свободные места; в таком случае где-нибудь на “зеленой стоянке” за городом в салон подсаживали двух-трех человек, которые и пересекали границу в составе туристической группы, пользуясь тем, что в абсолютном большинстве случаев пограничный контроль не включал в себя проверку документов у каждого лично, а ограничивался сверкой количества пассажиров автобуса с заверенным списком. Список корректировался, нелегальный пассажир спал, натянув на глаза кепку, а пограничники редко решались будить спящего интуриста. Конечно, необходимый в таких
