Старик, казалось, почувствовал её разочарование и указал на себя пальцем.
– Kolas.
– Я ничего не понимаю, – пробормотала Хьелльрунн. – Разве слово «рука» может быть именем? – Слепой приблизился к воде и сел. Когда девушка последовала примеру, он прижал палец к губам, затем дважды постучал по уху. – Вы хотите, чтобы я слушала?
– С-с-лушать.
Хьелль смолкла и тут же уловила шум накатывающих на пляж волн. На морщинистом лице старика засияла улыбка, дыхание стало глубоким, ровным. Он снова повернулся и указал на глаза двумя пальцами.
– Haerthi, – прошептал он.
Как только Хьелльрунн сомкнула веки, звук прибоя стал единственным шумом. Лишь ровное биение сердца отвлекало от нежной песни Мерцающего моря. С каждой волной заботы и тревоги уменьшались: стычки с Триной, разочарование от незнания языка, нежелание встречаться с госпожой Камаловой. В конечном счёте осталась только одна постоянная, глубинная печаль: отец, Стейнер и Кристофин.
– Где же вы? – прошептала она, и море зашелестело сотней приглушённых голосов, которые, однако, так и не ответили на её вопрос.
Хьелльрунн ещё долго сидела на пляже с закрытыми глазами, пока холодный ветер не заставил её задрожать. Затем пришёл ужас, который затопил сознание. Он не был отголоском привычных горестей, а сообщал о присутствии чего-то огромного, древнего и непознаваемого.
Вскочив на ноги, девушка огляделась, но слепой уже исчез. Солнце уже садилось, и влекущая лазурь моря потемнела. Чувство страха не пропадало, и хотя Хьелльрунн не знала его причины, она поняла, что с пляжа нужно бежать. Ноги понесли её в город, оставляя за спиной облака пыли, и она остановилась лишь тогда, когда водная гладь полностью исчезла из виду. Сердце неистово колотилось, а сбившееся дыхание слишком громко звучало на пустынных улицах.
Когда Хьелль вернулась, слепой уже сидел на привычном месте возле храма в компании весело болтающего Максима.
– Ты вернулась. Я тебя потерял. – При взгляде на неё, выражение лица мальчика тут же изменилось. – В чём дело? Ты так побледнела!
– Я пошла следом за ним на пляж. – Хьелльрунн указала на нищего. – Как ходила каждый вечер, только сегодня всё было иначе. Там что-то было. В море!
Старик указал на грудь.
– Haerthi.
– Что это значит? Что он говорит? – потребовала разъяснения Хьелльрунн.
– Кажется… – Максим нахмурился. – Тебе нужно закрыть своё сердце.
– Что за ерунда, – гневно воскликнула Хьелль. – Он весь вечер несёт бессмыслицу. Сказал, что его зовут Рука!
– Ну, мне он, наоборот, стал казаться разумным, – возразил Максим. – За сегодняшний день я услышал от него больше, чем со времени прибытия.
– И о чём же? – взволнованно спросила Хьелльрунн.
– Когда-то он был скульптором, – ответил мальчик. – Лучшим в городе. – Он встал на ступеньки, почти сравнявшись ростом с подругой. – Что произошло на пляже, Хьелль?
– Ничего. – Она покачала головой. – Я потеряла счёт времени и испугалась.
Максим нахмурился и посмотрел так, будто не верил ей.
– Отведём его внутрь, – велел он. – Уже поздно, а госпожа Камалова не в духе.
Хьелльрунн помогла старику подняться в храм к куче одеял, где он спал, а затем поспешила к себе в спальню, радуясь покончить с этим днём. Какое-то время мысли возвращались к пляжу и Мерцающему морю, пока наконец она не погрузилась в сон.
21. Сребротуман
– Что там? – вглядываясь вдаль, полюбопытствовал Стрейг. – Как всегда, они шли за повозкой, где мирно устроились Посланница де Вриз и отец Орлов. Солдаты брели подле телеги, утомлённые долгим путешествием и отвратительной погодой. – Я точно вижу что-то на горизонте, – всё ещё всматриваясь в южном направлении и прикрывая глаза ладонью, добавил он.
Зимнее солнце низко висело в безоблачном небе, а промозглый ветер дул в спину.
Это северный отрог Урзанских гор. Они тянутся от Новой Земли, отделяют Виролантию от Славонской провинции и уходят дальше через Карелину до самого Шанисронда. Если бы у континента был хребет, то им служили бы Урзанские горы.
– Виролантия, – чуть ли не с благоговением прошептал Стрейг.
Твоя родина, полагаю?
Солдат кивнул.
– Хотя я уже больше года не видал тех краёв.
И не увидишь. Как только пересечём границу Венда, нам предстоит сесть на корабль до Хлыстбурга, и кто знает, куда потом тебя отправят.
– Получается, мы на границе? – Стрейг огляделся. Вокруг росла густая зелёная трава и кустарники, однако никаких рубежных стен, отделяющих Новую Землю от Венда, не было видно. Ни единой сторожевой башни, с которой можно обозревать бесплодные просторы. Ни река, ни даже гора не отделяла одну провинцию от другой.
Границы – это воображаемые линии, проведённые людьми, которые предпочитают разделять, а не объединять.
– А как же без границ? – удивился Стрейг. – Без них наступила бы полная неразбериха – никто бы не знал, кому платить налоги, или о вторжении на территорию, например.
Да, может всё и так, но они существуют только на бумаге, как история.
– И какую же историю расскажете вы, когда доберётесь до Хлыстбурга? – В словах молодого солдата послышалась опасная нотка, которая ничуть не обеспокоила Сребротумана. У него и самого настроение достигло опасной черты ещё с момента противостояния с отцом Орловым у костра.
Я сомневаюсь, что моя история имеет значение. Посланница скажет, что на острове я был самым высоко-поставленным Зорким и должен был взять ситуацию под контроль. После этого она уточнит, где я был во время сражения, и удивится, как экзарх моего уровня мог позволить смиренному крестьянину убить всех солдат и половину Святейшего Синода.
– Она загнала вас в тупик… – Стрейг сделал паузу.
Сребротуман ощутил острое нежелание молодого солдата задавать следующий вопрос, видимо, из опасений, что ответ экзарха мог прийтись ему не по вкусу.
– Так почему же вы не сражались?
Потому что в тот момент я убивал Зорких в их комнатах.
Ответ собеседника изумил Стрейга, и он, замедлив шаг, ненадолго замолчал.
– Но зачем?
Потому что ненавижу их. Потому что это варварство – забирать детей из семей, есть ли у них колдовская метка или нет. Потому что это варварство – позволять верить родителям, что их чада мертвы. Потому что это варварство – преследовать спригганов из-за обиды столетней давности. И не меньшим варварством будет война с Шанисрондом, когда Император введёт на юг своих солдат. Таких солдат, как ты, Стрейг.
– Зачем вы мне это говорите? Если меня спросят перед Императором, я буду вынужден рассказать правду согласно присяге.
Потому что ты ничем не отличаешься от детей на Владибогдане. Тебя забрали из семьи, и ты не видел их целый год. И держу пари, больше не увидишь.
– Меня не забирали, – произнёс Стрейг сквозь стиснутые зубы. – Я вступил в ряды Империи по собственной воле.
А если бы ты этого не сделал? Какое будущее ждало тебя в Виролантии?
Юноша покачал головой и выругался на незнакомом Сребротуману диалекте.
– В Виролантии почти нет другой работы, кроме сельского хозяйства.
Значит, выбор был невелик.
