– А ваши учителя? – У Паретты горят глаза, голос дрожит от воодушевления. – У них проявляются те же симптомы, что и у вас?
Наверняка я утверждать не могу. Но что-то подсказывает мне, что ни Уэлч, ни директриса не прячут под одеждой второй позвоночник вроде моего. Они больны, я знаю это. Я видела язвы у них на коже, видела стеклянный блеск в глазах и отсутствующий взгляд, когда их настигала лихорадка. Но это было не так, как у нас.
Не у тех кто остался
– А остались директриса… и кто еще?
Мисс Уэлч
И они ближе всех к нормальному состоянию, так ведь? Это они должны быть здесь, а я должна быть в своей комнате, с Гетти, которая обнимает меня так крепко, что трудно дышать.
Я обвожу жестом комнату и подпускаю в улыбку немного горечи.
Вам нужно исследовать их для поисков лекарства
Паретта читает написанное, и ее лоб рассекает морщинка.
– Мы действительно хотим найти лекарство, Байетт, – говорит она после короткой паузы. – Но у нас так много вопросов и так мало ответов. Ты должна понять.
Не понимаю
Она продолжает, словно я ничего не писала:
– Согласно моим данным, биологический пол только одного человека на острове соответствует мужскому. Это некий Дэниел Харкер.
Отец Риз. Я киваю. Не понимаю, чего еще она от меня хочет. Если она хочет узнать больше про мистера Харкера, надо было выбрать Риз.
– Как отреагировал он? Так же, как вы, девочки?
Поначалу так оно и было. Раздражительный, как некоторые из нас. Агрессивный, как некоторые из нас. Но большинство смогли взять себя в руки, а он с трудом сохранял рассудок, когда ушел.
Нет
Это все, что я могу сказать наверняка.
– Любопытно. – Паретта возится с блокнотом, и я вижу, как она что-то быстро записывает. Бо´льшую часть разобрать не удается, но я вижу слово «эстроген», а над ним – «адренальный»; это слово я, кажется, слышала на втором году обучения, на одной из лекций по биологии, посвященных половому созреванию. Может, это как-то связано с тем, что учителя умерли, а не стали носителями токс, как мы.
– Это может прозвучать странно, – начинает Паретта, отрываясь от своих записей, на которых задержала взгляд чуть дольше, чем нужно, – но ваша директриса… она перешагнула определенный возрастной рубеж?
Как будто нельзя просто сказать «менопауза». В мой первый год директриса отменила по крайней мере два собрания из-за своих приливов.
Да
– И верно ли я полагаю, – продолжает Паретта, – что никто из вас не применял заместительную гормональную терапию?
Насколько я знаю да
Но тут я вспоминаю лекцию, которую прочла нам Уэлч, когда обнаружила презерватив в посылке, полученной Линдси из дома. Подготовьтесь, сказала она, помните об альтернативных вариантах, и если кому-то из вас подходит внутриматочная спираль, это не значит, что другим она тоже…
Стойте
А таблетка
Я не успеваю закончить писать, а она уже начинает пролистывать стопку бумаг.
– Шарлотта Уэлч, двадцать шесть лет. Ага, вижу. Рецептурная контрацепция для гормональной терапии. – Она поднимает на меня глаза и криво усмехается. – Полагаю, доступ к этому препарату был ограничен, что, разумеется, могло сказаться на ситуации.
Чего вы улыбаетесь? – хочу спросить я. Ограничение, которое вас так развеселило, – это ваша вина.
– Ладно, – говорит она и закрывает документ. – С этим нам еще предстоит разобраться. А теперь к делу. Я здесь, чтобы узнать об эпидемии как можно больше. Чем больше я знаю, тем проще нам будет понять, как с ней справиться.
Вы знаете что это
У меня сотня вопросов, но этот – самый важный.
– Мы не уверены, – говорит Паретта. – Исследования не принесли особых результатов. Мы никогда не встречали ничего подобного. У вас у всех такие разные симптомы.
«У вас у всех», – говорит она. Так, словно это не стоит упоминания. Я сохраняю невозмутимое выражение. Пусть думает, что я не заметила. А еще лучше – пусть думает, что мне все равно.
– Мы знаем, что болезнь не передается воздушно-капельным путем, – продолжает она, – и что ею нельзя заразиться при контакте с загрязненными поверхностями, которые участвовали в предотвращении распространения инфекции. Но нам нужна твоя помощь, чтобы узнать больше. Итак, Байетт, давай поговорим о том, что было до того, как все началось.
До того, как все началось. До того, как я попала сюда, до того, как изменился Ракстер, до того, как я вообще нашла его на карте.
В моей руке Бостон, он утекает сквозь пальцы. Кирпич, и камень, и россыпь улиц, которые сами себя кусают за хвост. Я иду и иду, и теряюсь, и всегда возвращаюсь.
А в другой руке у меня Ракстер. На горизонте пусто, парома нет, материк далеко. Только вода и береговая линия, каждый день новая. Все таково, каким хочет быть. Все это принадлежит мне.
Куда бы я ни отправилась, я всегда буду похоронена там.
– Может быть, ты помнишь что-то необычное, какие-то предпосылки? Что угодно.
Я пожимаю плечами.
Да вроде нет
Хотя… кое-что мне рассказала Гетти.
Какие-то девочки сцепились за завтраком в день когда все началось
– В каком смысле сцепились? Поругались?
Нет таскали друг друга за волосы
Но сама я не видела
– Хорошо. И кто заболел первым?
Первыми были старшие потом учителя
Вашего возраста
Паретта фыркает.
– Я не стану спрашивать, сколько мне, по-твоему, лет.
Я начинаю писать, и она смеется, прижимая ладонь к глазам.
Как будто вчера родились
– Очень мило с твоей стороны.
Для большинства учителей конец настал быстро. Медсестра была древней – думаю, она умерла еще до того, как до нее добралась токс; еще несколько человек ушли в лес и не вернулись. Как говорилось в оставленной ими записке, они сделали это, чтобы на них не пришлось тратить пищу. Но остальные, женщины возраста
