– А ее новый ами, этот курчавый араб из Туниса! Фелисия вся в восторге и тако-о-е рассказывает! Э-эй, ты меня, вообще, слушаешь, дорогой?
– Слушаю, – взяв подружку за руку, рассеянно отозвался молодой человек.
Девушка капризно надула губки:
– А вот и нет! Я же вижу – ты о чем-то своем думаешь. Или – о ком-то. Признавайся, тебя нравится Фелисия, ведь так? Она ведь красивая, да… И на тебя тоже глаз положила.
– Да ну тебя!
Марсель отмахнулся, закуривая крепкий «Житан», потом снова щелкнул зажигалкой – Полетт предпочитала сигареты помягче – «Голуаз».
– Нет, твоя подруга Фелисия, конечно, девушка красивая, но я сейчас вовсе не о ней думал…
– Так я и знала! О Люси ты думал, вот о ком! – девушка нервно выпустила дым, взглянув на собеседника с явной обидой – будто он только что сделал невесть что! – Да-да. О Люси. Ты не равнодушен к блондинкам, да?
Молодой человек уже не знал, что и ответить:
– Вообще-то мне всегда брюнетки нравились. Вот ты, например.
– Я – например?!! – взорвалась Полетт, нервно туша в пепельнице окурок. – А кто у тебя еще «например»? Люси с Фелисией?
Пытаясь успокоиться, Марсель потряс головой; от таких разговоров он и сам уже был на взводе и хорошо себе представлял, чем все сегодня закончится – конечно же ссорой. И буквально на пустом месте!
– Я что-то не пойму, из-за чего мы с тобой все время ругаемся?
– Ха! Он не поймет!
– И не думал я ни о каких твоих подружках, и вообще…
Молодой человек снова замолк, и Павел решил, что пора уж и попытаться хоть что-нибудь подсказать. Так, в порядке эксперимента.
– И вообще, я об учебе думал!
Полетт поперхнулась вином:
– О че-ем?!
– Об учебе, – вытянув руку, Марсель поспешно похлопал подружку по спине. – Случайно не помнишь, библиотека – ну та, в Сорбонне – сегодня до которого часа?
– Закрыта уже давно, чудо! – покрутив пальцем у виска, девушка с подозрением посмотрела на своего воздыхателя. – Вечером – в библиотеку. Совсем с ума сбрендил?
– Да я вообще-то завтра хотел, – молодой человек улыбнулся широко и открыто, той самой улыбкой, которая – и он это хорошо знал – так ему шла и так нравилась девушкам.
Улыбнулся и, неожиданно подмигнув, предложил:
– А давай завтра завалимся куда-нибудь за город, в Аржантей или Фонтенбло! Погуляем, дворцы посмотрим, вот чувствую – погода завтра будет отличная.
– Ты ж вроде в библиотеку собрался? – недоверчиво прищурилась Полетт, не хуже Марселя знавшая его улыбку… и все то, что за ней потом следовало.
– Так в библиотеку я с утра, а ты пока поспишь, понежишься…
Девушка всплеснула руками, пушистые ресницы ее дернулись, а в глазах засверкал жемчуг:
– Оп-па! Так ты меня к себе приглашаешь?
– Ну да… Если ты не будешь дуться, конечно.
– А кто дуется-то? Ну, кто? Я? Вот и нет. С чего ты взял вообще-то?
– Тихо, тихо, милая…
Молодой человек перегнулся через столик и с нежностью поцеловал Полетт в губы. Ох, как та заработала языком! Целовались они долго… А потом, расплатившись, вышли с террасы, взявшись за руки. И, перед тем как сесть в нежно-зеленый «Фольксваген» Полетт, припаркованный здесь же, рядом, недалеко от сиреневого куста, принялись целоваться опять, и сладковато-терпкий вкус поцелуев смешался с запахом цветущей сирени.
Анри Сальвадор из невидимых глазу динамиков что-то нежно пел про любовь, ему вторили «Битлы» из чьей-то машины…
– Ге-е-е-орл…
– Гуд! – с террасы кафе одобрительно кричали англичане.
– А давай не в Фонтенбло, – влюбленные, наконец, оторвались друг от друга, правда – только на миг. – И не в Версаль, там как-то слишком людно. Давай в Живерни!
– Так и там людно.
– Зато какой там сад!
– Хорошо, милая. В Живерни так в Живерни – как скажешь.
– Я так тебя люблю, Марсель!
Полетт посмотрела вокруг совершенно безумными глазами, излучавшими, казалось, странную смесь фрейдовской сексуальности, вычурной манерности Камю и экзистенциальной отрешенности Сартра. Да! Еще в этом зовущем взгляде было что-то от Троцкого, что-то типа – вив ля революсьон, и да сдохнут от зависти все буржуа!
Соловей за окном давно умолк, и в ночной тиши безмолвно сверкали звезды. Павел перевернулся на спину, полежал немного, смотря куда-то вверх, на поддерживающие крышу стропила… или, скорее, взгляд его проникал сквозь крышу высоко-высоко, в космос.
Ну, вот оно! И здесь получилось. Библиотека, ага… Лишь бы Марсель не забыл, точнее, без его, Павла, опеки не поддался бы безоглядно сексуально-колдовским чарам своей красавицы подружки.
Полетт… Полина… старший следователь СК… боярышня, супруга, любимая!
Районная библиотека располагалась на самой окраине городка, в доме культуры строителей – вычурном, с колоннами и эркерами, здании, выстроенном сразу после войны в стиле сталинского ампира. Желтая, местами осыпавшаяся штукатурка, стенды с нарисованными гуашью афишами кинофильмов – «Подвиг разведчика» и «Кубанские казаки» – массивная, выкрашенная серебрянкой и доверху заполненная окурками, урна в виде перевернутого колокола, помятая, с обломанными ветками, сирень. Понятное дело – окраина. Чуть в стороне, в скверике, несмотря на довольно ранний для воскресенья час – еще не было и десяти – уже гужевалась компания молодых парней, куривших «беломор» и по очереди похмелявшихся бутылкой – одна на четверых – «Жигулевского» пива. Разговор в компашке шел интересный – о международных делах:
– А я вам говорю, клика Тито – это клика, и не фиг с ними дружить!
– Дак лучше бы с китайцами. Помните, раньше все песню пели – Москва – Пекин, Москва – Пекин.
– Русский и китаец – братья навек.
Покосившись на парней (к тому же вдруг почему-то показалось, будто мелькнула в кустах ненавистная очкастая физиономия комсорга Фунтикова – что было, конечно же, не так, ну с чего Фунтикову тут взяться?), Вадик потянул на себя массивную, с бронзовой ручкою, дверь, и вошел в полутемный холл с видневшимся напротив входной двери окном, забранным железной решеткой и выходившим в буйно разросшийся парк, который все ж таки, даже при минимальной фантазии, можно было бы назвать лесом. Местные детишки там собирали грибы – подосиновики, подберезовики, опята, а иногда, если хорошо поискать, попадались и белые. Кроме грибов в парке бурно росли и ягоды – смородина, малина, ежевика, впрочем, местечко – даже днем – считалось опасным, и не без основания – местные гопники чувствовали себя там довольно вольготно: дрались, пили дешевое вино и водку, гоп-стопничали на сельских ротозеев, а с наступлением темноты вполне могли затянуть в густые кусты и какую-нибудь залетную барышню, неосторожно рискнувшую пройти напрямик к железнодорожной станции.
Слева от окна находилась закрытая, ввиду раннего времени, касса, справа, на прислоненном к выкрашенной темно-коричневой густотертой краской стеночке колченогом стуле спала вахтерша, она же и уборщица, и ночной сторож – дебелая тетка неопределенного
