– Стоп! Куда? – живо проснулась вахтерша, едва только молодой человек попытался пройти мимо.
– В библиотеку, – как и положено комсомольцу, Вадик сперва ответил честно… а потом соврал: – Нам реферат писать задали. Тема: «Из искры возгорится пламя».
– Ишь ты, реферат, – недовольно пробурчала тетка. – Умные больно все стали.
– Так открыта библиотека-то?
– Вон, по лестнице вверх – проходи.
– Спасибо.
Поблагодарив, юноша поднялся по широкой, с балюстрадою, лестнице и дернул обитую кожзаменителем дверь с синей с белыми буковками табличкою – «Библиотека».
– Здравствуйте.
Сразу же у входа, преграждая проход к стеллажам, стоял большой конторский стол, обитый зеленым сукном, судя по виду, в не столь уж и далекие времена (при царском режиме) украшавший собой какое-нибудь солидное и тихое присутствие, а нынче вот, вынужденный терпеть на своей поверхности всякие там чернильницы-непроливайки, зачитанные до дыр книги и формуляры.
– Здравствуй, мальчик.
Окопавшаяся – иначе и не сказать – за столом библиотекарша показалась Вадиму родной сестрой вахтерши, столь же нелюбезной, неприветливой и даже чем-то внешне схожей. Одно лишь имелось отличие – длинный, похожий на перезрелую грушу, нос библиотекарши украшали очки в черной роговой оправе.
– А есть у вас что-нибудь про монголо-татарское иго и про Золотую Орду? – с места в карьер выпалил молодой человек.
Ремезов даже возликовал про себя – как здорово все получилось! Постараться только, сосредоточиться, и вот вам результат.
Он уже мысленно потирал руки в предвкушении книжечек… Однако не тут-то было!
– А ты, мальчик, у нас записан? – подозрительным тоном осведомилась библиотекарша. – Фамилия твоя как?
– Так я это… как раз и пришел записаться, – быстро выкрутился Вадим. – Вот… свидетельство о рождении принес.
– Давай, – хранительница знаний неожиданно сменила гнев на милость и даже соизволила чуть улыбнуться. – Сейчас, запишу тебя в формуляр… В школе какой учишься? Комсомолец? Молодец. Что почитать хочешь? Имей в виду, книги только на десять дней выдаются.
– Да мне бы про…
– Поняла – про иго. Вот тут, на стульчике, посиди, подожди… Уж погляжу, что есть.
Женщина – при более внимательном взгляде оказавшаяся вовсе не такой уж старой и ничуть не уродливой, а чем-то даже и симпатичной, скрылась за стеллажами. Пока она там искала, юноша с любопытством разглядывал старые, развешенные вокруг стенгазеты – новогодние, с праздником Великого Октября, с Первым мая… Некоторые были вполне ничего себе нарисованы, а иные – так себе, мазня мазней, он, Вадик, нарисовал бы и лучше.
Пока Вадим (а вместе с ним и незримо присутствовавший в сознании молодого человека Ремезов) скучал в ожидании заказанных книг, некто по имени Фунтиков, пухленький и нескладный, в забавных роговых очочках и стрижечкой полубокс, задумчиво посмотрел на гопников… и опасливо попятился, подумав – как бы они его не заметили, не пристали. А еще подумал – а как же он вообще оказался здесь, на окраине у забытого богом клуба? Вот вышел из дома, собрался заглянуть на рынок, и вдруг… вдруг увидел Вадьку Ремезова, и зачем-то за ним пошел. Зачем? И сам теперь не знал. Хотя не-ет… Комсорг вдруг напрягся – словно бы что-то тяжелое прилетело откуда ни возьмись, ударило в голову… и одно чувство вспыхнуло с новой – стократною! – силой, засвербило, и чувство это было – ненависть! Ненависть тупая, первобытная, гневная, такая, что не на жизнь, а на смерть. Вадьку нужно было убить – Фунтиков сейчас ощущал это очень четко, и пожалел, что не взял с собой нож… Хотя не нож, так деньги.
Ни капельки не похожий сам на себя – подтянутый, желчный и пылающий гневом – комсорг, вовсе не испытывая никакого страха, подошел к допившим пиво парням. Ухмыльнулся:
– Здорово, кореша.
– Здоровей видали! – парни удивленно переглянулись, а один – гундосый, в кепочке – цыкнув, сплюнул через выбитый зуб, едва не угодив Фунтикову на брюки. – Чего тебе, шкет?
– Привет вам от Семки Барыги.
– Ха! Вот с кем давненько не виделись! Все своими пластиночками торгует – вот уж и впрямь барыга, мать-перемать, – гундосый грязно выругался. – На хазу давно уже глаз не кажет. А тебя зачем послал?
– Да так, – комсорг ухмыльнулся и тоже цыкнул. – Есть одно дело – фраера одного проучить.
– Нашел учителяшек, ага! Гы-гы-гы! – противно засмеялся державшийся за главаря гундосый. – Слыхали, братва? Чего Барыга удумал – чужими руками жар загребать.
– Так ведь не запросто так, а за деньги.
– Чего? – гопники враз перестали смеяться.
– Ты что нам тут гонишь, дешевка картонная? – нехорошо прищурясь, главарь картинно поправил на голове кепку. – Какие деньги?
Спрятав усмешку, Фунтиков ловко вытащил из кармана пиджака купюру:
– А вот такие!
– Сотенная! – удивленно присвистнул кто-то из парней. – Вот это да!
– Это только аванс.
– И впрямь сотенная, – гундосый живо заграбастал денежку и с шиком вытащил портсигар. – Кури, парень. Тебя как зовут?
– Михаил. Миха.
– Держи, Миха, папиросочку, не стесняйся. Так кого, говоришь, проучить?
В это самое время Полинка, спрыгнув с велосипеда, безуспешно пыталась докричаться до Вадика через палисадник, и даже бросила в распахнутое окно небольшой камешек, кстати – попала. Но в ответ – ничего.
– Нет, – покачала головой девчонка. – Не может Вадька так крепко спать! Что он, сорокалетний старик, что ли?
– Здравствуй, Полинушка, – из-за угла показалась соседка с бидоном молока, видать, с утра пораньше ходила к колхозной подводе. – Вадика ждешь?
– Здрасьте, теть Вера. Вадика. Не знаете, где он?
Соседка задумчиво почмокала губами:
– Нет, милая моя, не знаю. Ой! – тетя Вера вдруг улыбнулась. – Вспомнила! Он вчера в библиотеку собирался, матери при мне говорил. Что-то им там такое задали.
– В библиотеку? – удивленно переспросила Полинка. – А в какую – в центральную, в районную или в детскую? Мог бы, вообще-то, и меня позвать, мне ведь тоже надо сообщение делать. Ладно! И одна прокачусь. Спасибо, тетя Вера!
– Да не за что.
Девушка взметнулась в седло, была она сейчас чудо как хороша, стройненькая, красивая, в синем крепдешиновом платье в мелкий белый горошек, с черными, отливающими на солнце, волосами и глазами – жемчужинами чистейшей воды.
Даже соседка не удержалась, похвалила:
– Ты, Полинушка, совсем как артистка у нас.
Девушка, правда, сего комплимента не слышала… как не слышал его и Вадим… и Павел.
Ремезов проснулся рано утром, с первыми лучами солнца – в те времена именно в такое время все и вставали, да и вообще всегда жили по солнышку, по световому дню, даже отметки времени различались по сезонам, зимой дневные часы были куда короче, нежели летом, а ночные, соответственно, наоборот.
Боярышня тоже проснулась, улыбнулась, потянулась радостно, Павел наклонился к супруге, поцеловал.
– Жаль, что ты уезжаешь, – с сожалением протянула Полинка.
– Так ведь ненадолго, милая!
– Все равно. Ты все время в разъездах, а мне бы хотелось, чтоб муж мой почаще дома был.
Юная женщина взглянула с упреком, настолько явственно читавшемся в больших
