Ну, точно… Вот вспыхнула факел!!!
И сразу же просвистела стрела, раздался стон… упавший в снег факел зашипел и погас. Чуть в стороне загорелся было другой… Снова стрела! И тьма… Не соврал юный шляхтич Петр, и не хвастал – бил метко.
Кто-то мерзко завыл, кто-то вскрикнул:
– Уходим, братцы!
Послышался хряст кустов и хруст снега – лиходеи торопливо бежали, спасаясь от неожиданного напора тех, кого прочили уже добычею.
– У нас мало времени, – когда все стихло, прошептал войт. – Они не ушли – затаились. Дождутся рассвета и… Надобно нам поспешать – с осторожностью.
Дядько Кныш и шляхтичи неслышно, словно змеи, поползли по снегу к берегу реки, а уже там, поднявшись на ноги, пошли, зашагали, подозрительно поглядывая на полную луну, вдруг прорвавшуюся сквозь тучи. Хорошо хоть недолго она блистала, зашла, закатилась за облако. Порыв внезапного ветра поднял на реке поземку, швырнул снег в лицо беглецам. Шедший впереди староста, смутный силуэт которого лишь кое-как угадывался в предутренней мгле, то и дело оборачивался, подгонял – успеть бы до рассвета, успеть бы.
– А мы балку-то найдем, дядько? – засомневался Петро. – Эвон, темень-то.
– Как начнет светать – сыщем.
– А разбойники? Они за нами не погонятся?
– Может, и погонятся, кто их знает? Нам бы своих сейчас отыскать, да пристать к кому-нибудь… не думаю, чтоб лиходеев было слишком уж много, на большую-то толпу напасть побояться, чай, не татары.
– А, может – татары?
– Татары – в лесу?! Ну, ты, Петро, и скажешь.
Впереди чернел деревьями берег, поднявшийся к утру ветер сдувал с ветвей снег, гнал по небу сизые тучи – вот мигнула звездочка, вот – еще одна, а вот показалась на миг – и снова скрылась – луна.
На востоке уже алела заря, начинало светлеть, и беглецы настороженно обернулись – нет ли погони? Нет, пока никого не было.
– Они могут нас отыскать по следам, – озабоченно промолвил на ходу Петр.
Ремезов улыбнулся:
– По следам? А снег? А ветер?
– Тогда и нам трудно будет найти своих.
Павел нагнал войта:
– Все хочу спросить, дядько Кныш. Все, кто с тобой – беженцы?
Староста, не оборачиваясь, кивнул:
– Да, все наши люди. С улицы Медников, что рядом с доминиканским монастырем. Вместе и ушли, только Петро по пути прибился.
Ремезов замолчал – теперь понятна была та забота, что проявлял дядько Кныш – сандомирский войт Кшиштоф Комаровски. Не чужие старосте беженцы – свои, потому и искал он их сейчас со всем прилежанием. И ведь отыскал-таки!
Только-только еще начинало светать, когда внезапно возникшая из сугроба фигура едва не пронзила шедшего впереди войта копьем!
Хорошо, староста вовремя опознал нападавшего, закричал:
– Стой, стой, Мария! То ж мы.
– Дядько Кныш? Петруша? – бросив короткое копье в снег, женщина обрадованно засмеялась. – О, Святая Дева, а я-то думала… Думала – все уже, не уйдем.
– Где наши все? Быстро собирайтесь, – деловито распорядился войт.
– Все готовы давно, ждут вместе с Крамешем. Дождались, наконец, хвала всем святым!
И правда, сандомирские беженцы во главе с хромым чернявым мужичком – подмастерьем Крамешем, вышли уже почти к самой реке, лишь немного не доходя, прятались в балке.
Увидев войта и шляхтичей, все почему-то заулыбались, как будто староста и его спутники являлись четкой гарантией их успешного бегства. А, впрочем, наверное, все оно так и было. Куда им без войта? Ну и шляхтичи – какая-никакая охрана.
Отправились в путь не сразу, по совету опытного Кшиштофа беженцы с полчаса таились у реки, за кустами, войт и шляхтичи в это время пристально всматривались в утреннюю серую полумглу.
– Ага, вот они! – староста, наконец, указал на быстро удалявшиеся в сторону Кракова фигуры.
Петр смешно вытянул шею:
– Кто, дядько Кныш? А-а-а, вижу. Они на лыжах идут, что ли?
– То-то, что на лыжах, – с усмешкою покивал войт. – Безлошадные… пся крев! Ничего, пусть себе уходят, а мы подождем – может, еще какие люди покажутся?
– А вдруг – татарови? – высказал опасение шляхтич.
– Не думаю. Что татарам на реке делать? У них сейчас Сандомеж на разграбленьи.
– Тогда, дядько…
– Правильно! Еще немного пройдем, да свернем на Моравский шлях. Так куда быстрее доберемся до Кракова… или – в Моравию.
– В Моравию?! – Петр изумленно встрепенулся. – Да что ты, дядько! Краков устоит, вот увидишь! Там и стены, и люди, да, говорят, и сам князь Болеслав! Где уж татарам взять Краков?
– Сандомеж же они взяли.
Павел в беседу благоразумно не вмешивался – не знал местных реалий, да и между собой войт со шляхтичем, естественно, говорили по-польски. Кое-что Ремезов понимал, об остальном – догадывался из контекста. Да многие слова и понимать было не надо – татарове, Болеслав, Краков.
– Дядько Кныш, а ты не думаешь, что лиходеи могут на Моравском шляхе засаду устроить?
При этих словах войт неожиданно рассмеялся и презрительно сплюнул в снег:
– Засаду? Это безлошадная-то шелупонь? Да и мало их – видно же было. Ну, не-ет, они, если и будут кого поджидать – так одиночных путников, или человек двух-трех, вряд ли больше. Чтоб наверняка. Ага… – староста внимательно посмотрел на показавшуюся из-за излучины толпу – двое конных, остальные – десятка два – пешие, тут же – загруженные всяким скарбом сани. Ясно – беженцы!
Дядько Кныш махнул рукой:
– А пошли-ка, шляхтичи, глянем.
Покинув убежище, все трое, ускоряя шаг, побежали навстречу путникам, закричали, замахали руками:
– Эгей! Людство! Поди из Сандомежа?
– Так, – не очень-то приветливо отозвался сразу же подскочивший всадник – тучный, с бритым подбородком, мужчина в светло-зеленом, с беличьей опушкой, плаще и мохнатой шапке. – А вы кто ж такие будете?
– Здоров, пан Вельмак, – староста вежливо поклонился. – Что, не признал?
Всадник подслеповато прищурился:
– Хо! Никак, пан Комаровски! Вот так встреча. Тоже от татаровей бежишь?
– От них. К Моравскому шляху надумали двинуть.
– И мы к Моравскому.
– Так, может, мы – с вами?
– Да поезжайте, – пан Вельмак дернул поводья коня. – Только уговор – кошт у вас свой, отдельный.
– Какой разговор, пане!
Дальше ехали куда веселее, уверенней – больше сорока человек! – мелких шаек можно было не опасаться, лишь бы внезапно не нагрянул шальной монгольский разъезд – «злые татарове». Широкий Моравский шлях, с наезженной многочисленными обозами колеею, местами тянулся параллельно реке, срезая излучины и изгибы. По обеим сторонам дороги частенько показывались отдельные хутора и деревни, вокруг которых виднелись припорошенные снегом стога, видать, не успели еще убрать сено.
Места здесь были многолюдные, обжитые.
– Ну, и как же мы его сыщем? – отойдя от кострища, оглоед Каряка, прищурив свои поросячьи глазки, посмотрел на Моравский шлях, уходивший в кленовую рощицу широкой заснеженной полосою. – Людишек тут ходит много.
– А нам и не надо его тут искать, – Охрятко спокойно стряхнул снег с треуха. – Только – в Кракове. Вот, до города доберемся – там и зачнем искать.
Их третий
