– Петруша, это что за костел?
– Не знаю.
– Ах, ты ж не местный… эй, пацан! Не, кваса мне не надо, скажи-ка, что это за храм? Святого Анджея? Очень хорош, очень… в таком и год просидеть можно, если, конечно, продуктами получше запастись.
Ополченцы уже ждали у башни, готовясь сменить своих сотоварищей. Завидев шляхтичей, подтянулись, словно новобранцы, громыхнули надраенными кольчужками… эх, надо было свои отдать почистить… не успели.
Двое кольчужников у сандомирских ворот, смеясь, болтали с девчонками-зеленщицами. Вот так часовые, блин! Ладно…
– Объявляю распорядок службы, – махнув пока рукой, молодой человек приосанился и, отправив напарника в башню, приступил к инструктажу.
– Значит, так – службу несем, ориентируясь на удары колокола… Какой костел тут ближе?
– Доминиканский, пане десятник.
– Ну, вот – всем хорошо слыхать. Итак… первая смена – от заутрени до обедни, вторая – от обедни до вечерни, и третья – от вечерни до заутрени – в ночь. Попрошу не опаздывать, иначе придется принимать меры. Во время службы не болтать, не смеяться, не… впрочем, это можно – все ж караул долгий. Сейчас в смену… гм… ты, Болеслав, и…
– И можно я, пане десятник?
– А! Яков Оба Глаза Целы – так, кажется?
– Так, пан.
Парнишка преданно хлопнул ресницами – небольшого росточка, худенький, верткий, в узких штанах-чулках и синем суконном кафтанчике, заботливо заштопанном на локтях. Темные волосы паренька выбивались из-под явно великоватого шлема, зато в руках грозно покачивалась мощная рогатина, а за плечами имелся лук! Лук – это хорошо, это пригодится…
– У тебя что же, Яков, доспехов нет?
– Нет, пан. Зато лук! Я на нашей улице самый лучший стрелок!
– Да помню, – невольно улыбнулся Ремезов. – Ты еще очень метко камни кидать умеешь.
– Так! – парнишка выпятил узкую грудь. – У меня и праща есть.
– Гляди-ка ты, и праща! Ладно, давайте с Болеславом к воротам, а после обедни, как сменитесь, все ж подберем тебе бронь. Надеюсь, пан Дрызь не будет против.
Отстояв обедню в костеле Святого Анджея, Павел с малозбыйовицким Петром заглянули по пути в харчевню на рынок, купили синей краски – то ли из черники-голубики, то ли из какого-то другого растительного, а, может, и минерального сырья, Ремезов составом как-то не очень интересовался, лишь спросил, стойкая ли краска, да пожаловался на клопов.
– Неужто и от клопов помогает? – удивился торговец, кроме красок, еще торгующий сукном, тесьмой, пуговицами и всем таким прочим товаром, живописно разложенном на широком дощатом прилавке.
– Помогает, – охотно кивнул молодой человек. – Ножки у кроватей да лавок выкрасить, да щели замазать.
– А почему – именно синяя? Другая не подойдет?
Павел скривился – слишком уж любопытный попался торговец. Ушлый – чернявый, с кривым носом и черными сверкающими глазами, больше похожий на итальянца, нежели на поляка.
– Да любая пойдет, пан. Просто вот на глаза попалась синяя – ее и взял.
– Неужто у нас в харчевне клопы есть? – едва отошли, удивленно промолвил Петруша. – Что-то вчера не почувствовал.
– Ага… то-то я и смотрю – с утра чесался.
– Так от грязи. Кто ж сейчас не чешется? Иное дело – летом, я так, бывает, и несколько раз на день выкупаюсь.
Ремезов почесал голову:
– А что, бани-то в городе нет?
– Баня-то есть, – шляхтич покосился на Павла с таким видом, будто тот предложил ему какой-то жуткий разврат. – Так там платить надо. А зачем платить, когда кабатчик нам уже и так обещал девок? Мы ж заплатили уже.
– Тьфу ты, господи, вот извращенец-то! – сплюнув, выругался боярин. – Я ж тебе про баню толкую, а не про девок. Сходим в баню да вымоемся – а то ведь не только от клопов, а и от грязи все тело чешется.
– Вымыться?! – Петр округлил глаза еще больше, даже оглянулся по сторонам. – Кто ж в банях моется-то?
– Ну ты, брат, даешь!
– Нет… конечно, и моются тоже… но…
– Да ну тебя к черту! – вконец рассердился Ремезов. – Давай-ка прибавим шагу – хозяин наш грозился ведь вчера поджарить-таки гуся.
– Да-да, гусь! – шляхтич радостно подпрыгнул, словно молодой, застоявшийся в стойле бычок.
Гуся он попробовали, поснедали, а вот с обещанными – «все включено» – девками вышла заминка: как выразился кабатчик Казимеж – «куда-то сбегли, корвищи». Вот так – даже падшие девки, и те сбежали вслед за краковским князем… Значит – было куда бежать. А чего ж – при маркитантах-то, при купцах-работоговцах, при спекулянтах-скупщиках – почему б и не заняться привычным делом? Тем более – при победителях оно как-то сподручнее.
Ремезов и не допытывался, каким образом девки «сбегли» – теперь уж хорошо себе представлял, как обстояло дело с городской стражей. Да и не до «корвищ» стало – буквально на следующий день явившийся к башне воевода, пан Краян, осмотрев ополченцев, приказал готовиться к вылазке.
Ага, готовиться. Легко сказать, когда ни одного конного!
– Ничего, пане, – засмеялся воевода в усы. – Там и я сам, и мои люди будут. Все – конные. Ваше дело – тылы нам прикрыть, пока мы в разведку скачем.
– А где вылазка-то будет?
– В низинке, напротив Флорианских ворот. Говорят, там татарский разъезд видели. Скажи людям своим – пусть осторожнее будут.
Инструктаж боярин провел на совесть. Всех предупредил, рассказал о монгольской тактике:
– Вот нас будет в засаде дюжина человек, а вдруг татары появятся – человек пять.
– Стрелы в них метать! Копья!
– Верно, так. А потом вдруг двое-трое с коней слетят, побегут.
– Догнати, да…
– Ответ неправильный. Татары никогда просто так не убегают – обязательно в засаду заманивают. Так что, ни за кем гнаться не надо, тем более – пешие мы. Спокойненько сидим где-нибудь в удобном месте, дожидаемся наших, и потом так же спокойно возвращаемся в город. Я сам там с вами буду – прослежу.
Десяток малозбыйовицкого шляхтича по распоряжению воеводы остался охранять ворота и башню, а воины Павла – все одиннадцать человек – отправились сопровождать всадников пана Краяна.
Как вышли за ворота, шли осторожно вдоль Вислы почти до самых Флорианских ворот, в виду которых и разделились.
– Ну, мы дальше поскачем, – распорядился пан Краян. – А вы засядьте во-он в том лесочке, на холмике, где кривая сосна.
Так и сделали. Место оказалось удобным, недалеко от сосны как раз пролегала дорога на Венгрию, да и с высотки
