Карл закончил чтение и медленно закрыл Библию, словно изо всех сил старался оттянуть тот момент, когда Анна и ее душа станут принадлежать уже другому миру. Так же, как Ван Хелсинг привез тело Анны к морю, так и Карл прочитал над ним молитвы, поскольку большего сделать для принцессы он не мог. Все было уже сделано.
Нет, не все. Оставалось еще одно, последнее, но исполнить это должен был сам Ван Хелсинг. Он выступил вперед с горящим факелом в руке и поднес его к костру. Огонь быстро разгорался, и вскоре пламя уже опаляло лицо Ван Хелсинга.
* * *Франкенштейн стоял на плоту, медленно уносившем его в открытое море, и смотрел на горящий погребальный костер. Когда он почти догорел и рассыпался рдеющими углями, Франкенштейн снял шляпу в знак почтения и прощания. Всю дорогу до моря Ван Хелсинг молчал, не отрывая глаз от лица Анны. Ее потеря явилась для него ударом, силу которого Франкенштейн мог понять.
Его собственная жизнь была недолгой, но горечь потери познать он успел. Время, проведенное с отцом, оказалось до боли в сердце коротким. И умер его отец в сражении с теми же силами тьмы, которые поглотили Анну. Но хотя принцесса умерла, она даровала Ван Хелсингу жизнь, точно так же, как доктор Франкенштейн даровал ее своему сыну.
Франкенштейн поклялся, что не будет растрачивать попусту драгоценный дар отца.
* * *Внезапно Ван Хелсинг ощутил, что за ним наблюдают. Он огляделся, но не увидел никого, кроме Карла да уменьшающейся фигуры Франкенштейна, стоящей на уплывающем плоту. Никого тут не было и быть не могло. И хотя тело Анны оставалось с ними еще несколько минут, душа ее уже была далеко.
Ван Хелсинг наблюдал за горящим костром и видел, как закручивались и плыли в воздухе облака дыма. Его струи, похожие на тонкие пальцы, тянулись к небесам, заставляя Ван Хелсинга поднять подбородок. И нельзя было сопротивляться этой не видимой глазом силе. На какое-то мгновение Ван Хелсингу почудилось, что он узнал и это прикосновение, и эту силу.
Анна еще не совсем покинула его... Ван Хелсингу казалось, что в клубах дыма он еще может различать черты ее лица. Он не сомневался в том, что она еще находится где-то рядом. Улыбающееся лицо Анны медленно уплывало вверх, навстречу разгорающемуся зарей небосклону.
Пораженный, он шагнул вперед, словно собирался последовать за ней. Затем он увидел нечто такое, что заставило его остановиться как вкопанного. Рядом с лицом Анны появились и другие лица. Ван Хелсинг узнал Велкана и отца Анны. Затем появилось лицо женщины, наверное, матери Анны... Перед глазами Ван Хелсинга проплывала целая вереница образов. Весь род Валериусов. Отец Анны прижимал дочь к своей груди, мать гладила ее по волосам, а лицо Велкана излучало безграничную любовь и гордость за сестру.
Прошлое и будущее Анны слились воедино, и Ван Хелсинг увидел, что она счастлива, он даже почувствовал, что она счастлива. И тогда он ощутил ее последний дар: на него снизошло неведомое ранее чувство глубокого покоя. Покоя и надежды. И для него, и для того гиганта на маленьком плоту, для всех и каждого.
Ван Хелсинг почувствовал прикосновение к плечу. Обернувшись, он увидел Карла, который тоже созерцал это необыкновенное зрелище. Анна подарила ему на прощание взгляд своих светящихся глаз, полных счастья и надежды. Наконец, она и все ее семейство вознеслись и растаяли в утреннем небе.
Ее борьба закончилась. И она оказалась теперь на другой стороне... На светлой стороне.
Когда костер прогорел и рассыпался пеплом, Ван Хелсинг и Карл оседлали двух коней. Вскочив в седло, Ван Хелсинг похлопал вороного жеребца по шее и с удовольствием ощутил рукой игру крепких мускулов. «Трансильванские кони, – подумал он, – нигде нет быстрее».
Двое всадников, Ван Хелсинг и Карл, двинулись верхом по бесконечному золотому пшеничному полю, отливавшему розовым цветом в лучах утреннего солнца.
