Он смахнул кровь со своих штанов и ответил, не поворачиваясь к ней:
– Я не думаю, что ты животное, Рен.
– И… – Рен запнулась, но затем решила, что не хочет обдумывать его слова. – И я не чудовище.
Глаза Лукаша все еще не смотрели на нее. Часть лица Волчьего Лорда была скрыта тенями, омрачившими его взгляд. В его глазах плескалась тягучая тьма, и она шла ему не меньше, чем солнечный свет.
– Я не думаю, что ты чудовище, – тихо сказал он. – Я никогда так не считал.
На мгновение между ними повисла тишина. Так много молчания. Ни один из них не желал объяснять другому свое поведение. Рен непроизвольно облизала губы. Каждый раз, когда у них появлялась возможность начать все заново, они упускали ее, продолжая упрямо молчать.
Лукаш начал щелкать зажигалкой: крошечное пламя то появлялось, то исчезало. Снова и снова. Ритмичные щелчки совпадали со взмахами золотых крыльев. Лицо Волчьего Лорда было мрачным и задумчивым.
Щелк, щелк.
– Откуда ты узнал, – спросила Рен, – про навей?
– Узнал что?
Крышка зажигалки открывалась и закрывалась. Щелк, щелк.
– Что их нужно… – Она не могла вспомнить слово. – Освободить.
Лукаш ответил не сразу.
– Это были необычные нави, – сказал он. – Таких существ называют мавками. Если ребенок умирает до крещения – его душа бродит между мирами в течение семи лет. Если за это время никто не проведет обряд крещения, ребенок становится мавкой, обреченной на вечные скитания.
Рен моргнула.
– Откуда ты это знаешь? – спросила она.
Щелк.
– Мне рассказал мой брат.
– Тот брат, которого ты ищешь?
– Да, – ответил Лукаш.
– А что такое крещение? – спросила Рен.
Когда Волчий Лорд наконец повернулся к ней, на его лице отражалось удивление.
– Это происходит в церкви. – Он вытащил из-под рубашки серебряный крест и показал его Рен. – Ну, в церкви. Люди ходят туда по воскресеньям, чтобы покаяться в своих грехах. Послушать проповеди. «Бог все видит», «Ты же не хочешь попасть в ад», и все в таком духе.
Рен глубоко задумалась.
– Я знаю некоторых богов, – наконец сказала девушка. – Например, водных. Некоторые говорят, что водник – просто призрак утонувшего мальчика, но он тоже вроде как божество. Он правит рекой. – Она ненадолго замолчала. – Знаешь, у леса наверняка тоже есть свой бог.
Лукаш слушал ее, слегка приоткрыв рот. Затем он убрал крест обратно и сказал:
– Это маленькие божки. Но раньше существовали настоящие боги, в самом деле могущественные. Боги урожая, богини охоты и смерти…
– Не думаю, что мне понравились бы богини охоты, – нахмурившись, сказала Рен.
– Вот и первым христианам они не понравились, – сухо произнес Лукаш. – Они избавились от старых богов и заменили их новым. Впитали все старые языческие традиции вроде той, с помощью которой мы избавились от мавок. Крещение – часть новой религии.
Рен хмыкнула.
– Что ж, я ни разу не видела твоего нового бога здесь, в лесу.
Лукаш пожал плечами и ответил тем же сухим голосом:
– Думаю, в Градуве его тоже не найти.
Если это и было шуткой, Рен все равно ее не поняла.
– Что такое крещение? – снова спросила она.
– То же самое, что и крестины, – сказал он. – Когда ты появляешься на свет – кто-то дает тебе имя. Они несут тебя в церковь, служат мессу и как-то тебя называют. Это значит, что ты – часть Церкви и после смерти попадешь в рай, а не в ад.
Рен нахмурилась.
– Я не понимаю.
– Мои родители окрестили меня Лукашем, – объяснил Волчий Лорд. – Родители Кожа назвали его Кожмаром. А твои… – Он резко замолчал на полуслове.
Удивление перешло в какое-то новое чувство. Рен ждала. Затем он спросил тяжелым голосом:
– Кто-то же дал тебе имя?
Может, дело было в ее воображении, но Рен вдруг показалось, что Лукаш выглядит гораздо старше своих лет. Он опустил глаза, а его радужка стала практически черной. Он выглядел печальным.
Девушка не ответила, и тогда он спросил:
– Ты скучаешь по ним?
Рен моргнула.
– Что?
– Ты скучаешь по своей семье?
– Я не виделась с ними всего несколько дней, – растерянно ответила она.
– Я имел в виду… – Лукаш сделал какой-то странный жест рукой, и Рен сочла его за проявление беспомощности. – Я имел в виду твою настоящую семью.
– Моя настоящая семья в замке, – сказала она.
– Я говорю о…
– Я знаю, о чем ты говоришь, – перебила его Рен. – Мои родители – рыси. Они любят меня в человеческом обличье и в обличье рыси. Они любят меня, несмотря на то, что я другая, и им все равно, откуда я появилась. – Ее голос звучал раздраженно, и в нем сквозили рычащие нотки. – Моя семья – рыси – полюбила меня, когда я была никому не нужна.
Лукаш окинул ее странным, непроницаемым взглядом. Рен хотелось, чтобы он просто произнес свои мысли вслух. Но люди так не поступают. Они держат свои мысли при себе. Они лгут.
Волчий Лорд снова подполз к краю уступа, осматривая лес, небо и поляну с мертвыми стржигами.
– Дракон улетел, – сказал он. – Но в яме что-то движется. Нам нужно найти остальных и убираться отсюда.
20
Дракон кружил над лесом. Он смотрел, как горят стржиги, как в земле разверзается глубокая яма. Он видел, как девчонка вместе с Волчьим Лордом выбираются из своего жалкого укрытия и возвращаются к своей маленькой компании.
Дракон наблюдал за ними.
Монстр ожидал большего. Он ждал, что она будет сражаться: вылезет из-под дерева и бросит ему вызов, чтобы защитить свой лес. Дракон улыбнулся самому себе. Разве она пришла не за этим?
Ее мать сражалась. Яростно. Дракон все еще не забыл, как семнадцать лет назад они сгорели в золотом пламени. В тот день никто не смог его остановить. Не сможет и сейчас.
Даже эта маленькая принцесса.
Знала ли она, как безрассудны ее поступки? После всех усилий, предпринятых для того, чтобы спрятать девчонку, она сама шла ему навстречу, полыхая ярко, как факел в ночи. Она окружила себя всеми этими людьми…
Найти ее оказалось слишком легко. У этих людей был особенный запах: кровь и пот, жадность и гордость. Надежда.
Но один из них…
Один из них пахнул смертью.
21
Путники отправились на северо-восток, обходя поляну с мертвыми стржигами. Лес потемнел.
Они сошлись на том, что путешествовать верхом будет быстрее, и Фелка быстро запрыгнула к Якубу. Кожмар не вызвался везти Рен, поэтому она ехала с Лукашем. Это было не так уж плохо. К тому же она заметила, что солдат с серебряными глазами предпочитает одиночество.
Ветви деревьев сомкнулись, скрывая небо и солнце за прочной, сплетенной стеной. Влажные листья поблескивали, освещенные тусклым мерцанием рогов на уздечке черного коня и пламенем дракона. Золотой огонь все еще танцевал на почерневших ветвях и лениво облизывал иссохшие стволы деревьев. Он не распространялся дальше, а просто мерно и тихо горел, словно во сне.
От жара воздух наполнился мерцающей дымкой, искажающей восприятие. Лес был красным, теплым
