– Спасибо, – повторил Прокоп.
* * *Сквозь щели в стенке сарая, в котором подкупленный охранник Кулич велел ждать свидания, Прокоп смотрел, как по дороге приближается тёмно-синяя колонна заключённых. Впереди малым ходом двигался крытый грузовичок. Проехав чуть дальше сарая, он остановился, из кузова выпрыгнули два охранника, в одном из которых Прокоп признал Кулича, и осторожно вытащили переносную сторожевую базу – свинцового цвета параллелепипед с закруглёнными углами. Они уверенно поволокли базу в сторону сарая и установили на обочине, вытянув из днища телескопические ножки. Тем временем подтянулась колонна, полностью состоящая из женщин. Кулич с напарником вернулись к грузовичку и принялись раздавать заключённым инструменты – лопаты, ломы и складные носилки.
Откуда-то появился невысокий, крикливый и юркий штатский (кажется, он приехал в кабине грузовичка), который тут же начал командовать, формируя бригады перевоспитуемых и направляя на участки работ: углубление и рытьё канав по обочинам, отсыпку щебня и выравнивание профиля будущей дороги. Охранники тем временем неторопливо располагались на поросшей травой площадке рядом с базой, готовясь провести скучный день. Прокоп жадно высматривал Анну – и не находил. Сердце его билось часто и громко, во рту пересохло. Он увидел её, лишь когда Кулич, шагающий неторопливой развалкой, подошёл к одной заключённой и жестом велел следовать за ним. Анна! Это была Анна! Она бросила свою лопату и покорно пошла, опустив голову. Остальные охранники демонстративно смотрели куда угодно, только не на них. Видимо, Куличу действительно пришлось поделиться с ними взяткой. Прокоп оторвался от щели, выбежал из сарая и обратился в слух. Шаги – легкие Анны и бухающие Кулича – были всё ближе. Она вышла из-за угла и остановилась.
– Прокоп… – сказала Анна словно выдохнула. – Прокоп, это ты?
– Так что, у вас десять минут, – деловито прервал выглянувший из-за её спины Кулич. – Через десять минут я подойду. Давайте, это, тихо.
После этого он исчез за углом.
– Прокоп… – беспомощно повторила Анна, шагнула и уронила голову ему на грудь.
Он гладил её волосы, худенькие, вздрагивающие плечи, спину и пытался проглотить застрявший в горле ком, чтобы вдохнуть и произнести хоть слово.
– Анна, – хрипло пробормотал он. – Моя Анна!..
Протекла минута, две – целая вечность. Прокоп заставил себя оторваться. Слегка отстранил её и быстро заговорил, глядя в родное, похудевшее лицо.
– Слушай, Анна, у нас мало времени, слушай внимательно, – торопливо заговорил Прокоп. – Мы бежим в пятницу, через четыре дня. Ты должна пробраться к ограде между столбами, вот в этом месте…
Прокоп вытащил клочок бумаги и попытался показать Анне, но она, не отрываясь, смотрела только в его глаза. Не страшно, у неё будет время все разглядеть и понять.
– Запомни: в пятницу, примерно в одиннадцать, ты примешь одну капсулу, ты поняла? – Прокоп сунул Анне в руку пластиковую упаковку. – Через полчаса капсула подействует. Она гарантированно нейтрализует действие микрочипа на четыре часа. За это время мы окажемся далеко отсюда. Я проделаю в ограде проход и встречу тебя. Недалеко отсюда нас будет ждать машина. Потом мы избавимся от этого проклятого микрочипа и забудем обо всём, всё будет хорошо, родная… Ты слышишь меня?
Она посмотрела на капсулу в своей ладони, а потом снова жадно впилась взглядом в лицо Прокопа.
– Я так ждала тебя, Прокоп… – шепнула она.
– Я тоже, родная, – невпопад сказал Прокоп. – Но сейчас у нас очень мало времени. Ты запомнила, что я тебе сказал? Прими капсулу ровно в одиннадцать часов, в пятницу, её действие начнётся через тридцать минут, после этого пробирайся к ограде. Ты всё поняла?
– Да, – сказала она и вдруг засмеялась: – Если бы ты не пришёл, я очень скоро сама бы тебя нашла.
– Но ты… тебя ведь не могут выпустить, – не понял Прокоп.
– Никто не собирается меня выпускать. Ни меня, ни остальных. Но мы тоже не собирались оставаться тут вечно. Мы готовили побег.
– Вы не смогли бы уйти далеко, – грустно проговорил Прокоп.
– Смогли бы, – возразила она. – Хотя теперь это уже неважно…
Потом, все отпущенные им минуты, они говорили друг другу что-то одновременно, сбивчиво, бессвязно, не размыкая больше объятий до тех пор, пока появившийся Кулич, деликатно кашлянув, не тронул Прокопа за плечо.
– Пора. Уж извини. Время вышло. И уходи отсюда побыстрей. Вон по той лощинке, там тебя не видно, – показал Кулич.
Анна шла за охранником, то и дело оглядываясь. Прокоп видел, как она взяла какой-то инструмент и, смешавшись с остальными заключёнными, принялась за работу. Он бы смотрел на неё сколько угодно, но нужно было уходить. Предстояло многое сделать. Прокоп соскользнул по травянистому склону в ложбину и побежал в сторону посёлка.
* * *– Наверное, я сегодня ухожу, – объявил Прокоп Греню. – Так получилось. Мне нужно…
– Но ты же обещал! – воскликнул тот. – А как же Станик?! Ты должен был его подготовить!
– То, что обещал, я сделаю. Станик готов. Он выдержит любые тесты. И сегодня у нас будет последний урок.
Грень посмотрел на Прокопа с угрюмым подозрением. Как в тот день, когда увидел его впервые.
– Не знаю, что ты задумал, и не хочу знать, – мрачно сказал он. – Но моя семья должна остаться в стороне.
– Твоя семья ни при чём, – подтвердил Прокоп. – И я не задумал ничего плохого, в этом даю тебе слово. Я просто уйду сегодня вечером. А сейчас пора начинать урок. И я хочу, чтобы ты посидел с нами, как в первый раз.
– Зачем?
– Ты должен всё сам понять.
…Этот последний урок внешне происходил точно так же, как обычно. Размеренная, тихая речь наставника прерывалась лишь ненадолго, чтобы дать возможность Станику сделать записи. Только теперь серебристые струйки соединяли с Прокопом не только его сознание, но и Греня. И вместе с информацией, знанием, искорками переливались из сосуда в сосуд частички души Прокопа – то, чем наставники делились с учениками щедро и безвозмездно, потому что по-иному не могли. Искорки эти никогда уже не погаснут, они способны лишь разгораться – у кого-то быстрей, у кого-то медленней. Протекут годы, и, может быть, кто-то из наделённых крохотными зародышами этого невидимого пламени сам обретёт способность делиться им с окружающими…
Грень сидел, словно завороженный. Едва ли он хоть раз пошевелился в течение всего отведённого на урок часа. Лицо его попеременно выражало интерес, озадаченность, удивление – только равнодушия не было.
Прокоп плавно завершил контакт и поднялся.
– Ну вот, Станик, мы и закончили, – сказал он. – Я не сомневаюсь, что у тебя теперь всё получится. И хочу, чтобы ты тоже не сомневался.
– Конечно, – кивнул тот. – Я не сомневаюсь. Но… разве занятий никогда уже не будет?
– Может быть, только не сейчас, – качнул головой Прокоп. – Мне не нравится слово «никогда». Но теперь я
