И вот этот самый фэйри станет могуществен. Сменит облик, если пожелает. Поможет этим людям – или покарает. Как захочет. Чем больше в него верят, тем он сильнее. В голодный год ради него разрежут последнюю овцу – и хотя мясо ему без надобности, но такая жертва удесятерит его мощь…
А потом – соседнее племя перебьет этих людей. А наш новый бог им не поможет. Или боги соседнего племени будут сильнее.
И вот – нет веры, нет жертв. Сожжены деревянные идолы. Никто больше не кормит нашего бога – верой своей не кормит, Эссилт. Тебе доводилось голодать? Так, чтобы совсем не было пищи. Никакой. Нет? Твое счастье.
А вот отринутые боги голодают. Вечно голодают, Эссилт.
Страшно?
Да, моя маленькая королева, богов творят люди. И только люди. Человек способен сотворить бога из ничего. Из старого пня. И дерево оживет… пока в него верят. А потом верящего не станет, и одним вечно голодным духом станет больше.
Так-то, Эссилт. Поэтому я – не бог. И никогда им не буду. Да, мне достаточно раз-другой явить людям мою мощь – и мне выстроят десятки святилищ, и мое могущество возрастет безмерно… только расплатой за это потом, спустя века, будет голод.
Божественный голод.
– Постой, – перебила его она, – но у людей есть святилища Рогатого Короля. Я слышала о них…
– Видела ли хоть одно?
– Нет, – она задумчиво качает головой.
– Я иногда общаюсь с людьми. Редко. С немногими. Они норовят превратить меня в бога. Но это не беда – тайные лесные святилища, от них немного пользы, от их утраты немного беды. А вот мать твоего мужа играет в эти игры. Ты ведь видела священные изображения белой лошади?
– Да.
– Зачем она это делает, я не знаю. На наших глазах слишком много богов оставалось голодать.
– И богом может стать кто угодно? Человек может стать богом?
– Если богом можно сделать пень, то человека тем более. Лишь бы в него верили. Это случалось десятки раз, Эссилт, и думаю, сотни раз еще будет.
– А человек, если в него верят, обретает бессмертие?
– Да, разумеется. Столетья наивысшего могущества, а потом – вечный голод. Так было со многими вождями круитни.
– А где они теперь?
– Кто где. Кто-то неприкаянным духом бродит по миру людей, надеясь ужасом убедить нынешних его обитателей начать заново приносить жертвы. Кто-то ушел к Седому – да, не удивляйся, уж полдюжины позабытых богов в Стае точно есть, а может быть, и больше. Знаешь, в Стае богам сытно, ведь в Седого кто только не верит! Для одних он – Волк-убийца, ночной кошмар, для других – Серебряный красавец, воплощение всех достоинств. Это, конечно, не божественный пир веры, но по сравнению с небытием…
– Значит, люди – сильнее богов?
– Люди – да, безусловно. Если ты говоришь о народе, живущем столетия. А если о единственном поколении – они рабы своих богов…
– Но ведь и хозяева тоже? Если они все разом откажутся от веры?
– Такое редко бывает, девочка…
День клонился к закату. Рога Арауна блистали золотом в лучах вечернего солнца.
Пляски фэйри затихли, малыши робко жались под деревьями, ожидая прихода владык-сидхи. Ночью эта поляна принадлежала лордам и леди Волшебной Страны.
– Пойдем, девочка, – Араун встал. – Отложи свое шитье, вышивать уже темно.
– Но я могу позвать светлячков…
– Работа подождет, я сказал. Я прошу тебя быть моей дамой в танцах этой ночи.
Бледные, белее лилии, леди легко скользят над лесною травою. Властным взмахом вычерчивают вязь движений воители-сидхи. Арфы и флейты фэйри вторят вздохам вечернего леса. Радостный Араун, запрокинув рога, протягивает руку робкой королеве.
– Смелее, Эссилт. В Бельтан я видел, что ты прекрасно танцуешь. Эта ночь, лес в огоньках светлячков, переливы арф – мой подарок тебе.
– За что?
– Просто так. За твою мудрость, маленькая королева.
Травы ли клонятся? руки ли сплетаются? Ветер ли вздыхает? флейты ли поют? Туман ли колышется? танец ли движется? То весь Муррей любуется на Лесного Короля и королеву людей. А те словно продолжают свой разговор – только не словами уже: наклоном голов, взмахом рук, изгибом тел. Златорогий и златокудрая. Король и королева. Аннуин и Прайден.
Неспешен их танец, как медленно собирается туман в низинах. Прекрасен их танец, как вечно-дивен закат над полем. Неповторимо каждое движение, как вечно нов рисунок облаков на небе…
Не танцевать сегодня сидхи на поляне: ни один не осмелится войти в круг этих двоих.
Кромка ревности: Друст
Она всегда выбирает короля. Вот цена ее верности! Просто ей нужен король. Не тот – так этот.
Она просто хочет власти. Хочет быть первой. Привыкла, что народ склоняется перед ней.
Какой народ – неважно.
Люди, сидхи – ей всё равно.
Как я не понял этого сразу! Она не умеет любить – вообще. Она любит только власть! Власть и восторги.
С какой радостью она поспешила сменить Марха на Арауна! А я было подумал, что она действительно любит дядю!
Нет, вот то единственное, что ей дорого: весь Муррей пришел смотреть на ее танец с королем.
А я… я люблю ее – не королеву, женщину. Я всё бы отдал, чтобы снова сжать ее в объятьях.
– Мой Друст…
Он слышит негромкий, до боли знакомый голос.
Он поднимает глаза и видит – Эссилт. Ее голос, лицо, глаза, наряд…
…А танец не прерывается.
– Кто из вас – настоящая?!
– А это важно? Ты хочешь быть с той, кого любишь, разве нет?
– Ты, это ты обманула меня в Бельтан?
Ее губы изгибаются в улыбке, и она тихо отвечает:
– Я люблю тебя, Друст.
Ее глаза горят призывно:
– Пойдем. Это наш танец. И это наша ночь.
Две пары в одном танце. Вот только – одна ли королева? Или в глазах двоится? Или их и вправду две?
И как Араун с Друстом не путают своих леди?
Неспешный Араун и порывистый Друст. Робкая красавица с одним и властная повелительница с другим.
На миг сойдясь в танце, женщины смотрят в глаза друг другу. Эссилт глядит на Эссилт.
И королева Корнуолла улыбается и кивает, отдавая Друста.
Отдавая не сопернице – подруге.
…Гребень падает, и тяжелые золотые косы, словно змеи, оплетают его.
– Эссилт…
Разум кричит: «Что ты делаешь, это обман!» – но влажные жаждущие губы касаются его лица, и нельзя не ответить…
– Друст… любимый мой, желанный мой…
Ее руки, властные и нежные, ласкают его тело, проникая под одежду, и огонь желания пронзает плоть, а она гладит его, словно горшечник – глину, словно лепя из него, подчиняя себе и сводя с ума…
Неистовый и покорный, он отдается ей… или берет ее? – сейчас это одно и то же.
«Эссилт никогда не была такой смелой!» – твердит разум. Но тело не может противиться приказам рук Владычицы, снова и снова повинуясь ей.
Она садится на него верхом и шепчет:
– Мой жеребец… лучший из жеребцов…
«Лучший из! – пытается сопротивляться разум. – Сколько таких
