– Ты гонишь меня?
Белый Волк холодно посмотрел на него:
– Когда хочется мяса – надо есть мясо, а не хлеб. Когда хочется погибнуть в бою – надо идти и погибать. Стая здесь не при чем.
И не слушая возражений или упреков Друста, Седой растаял, будто был сгустком тумана.
* * *По Бретани ходят легенды об Анку.
Точнее, ходит сам Анку – и если спросить, как он выглядит, то всякий ответит, что Анку – бродячий скелет и толкает впереди себя телегу. Только вот незадача: гораздо чаще рассказывают, что Анку то у какой-то женщины молока попросит, то переночевать ему крестьяне дадут, а то он и вовсе на свадьбе повеселится. Нешто скелета с телегой не распознают бретонцы?!
Друста эти легенды интересовали мало, и он не собирался искать странствующий скелет ни с телегой, ни без нее. Он знал главное: встреча с Анку – это предвестье смерти.
Вот сын Ирба и пошел – навстречу смерти.
От менгира к каирну и от каирна к кромлеху бродил он, не очень обращая внимание, по какому из миров идет. Так пес выслеживает добычу, положившись не на зрение, а на чутье.
И в вечерние сумерки, когда жемчужно-серое небо сияло, как драгоценность, вправленная в черненую оправу древесных ветвей; в тот час, когда стихает дневной шум, еще не сменившись пугающими шорохами ночи, когда мир не подвластен ни суете, ни тайне, когда наступает недолгий час покоя, – вот тогда Друст услышал вдалеке скрип телеги и понял, что нашел того, встречи с кем любой бретонец постарался бы избежать.
Друст пошел навстречу Анку.
Обличьем тот был схож с крестьянином, но сын Ирба ощущал исходивший от него холод небытия. Телега, которую Анку толкал впереди себя, выглядела пустой, но Друст понимал: это лишь видимость. И – не рискнул бы узнать, что там на самом деле.
– Ну и чего тебя принесло? – изрек Анку вместо приветствия.
– Я ищу смерти.
– Впрячься в мою телегу, что ли, решил, Конь? – добродушно усмехнулся нелюдь. – Я не откажусь, но вот согласишься ли ты?
– Но ведь ты приносишь людям смерть!
Анку скривился и раздельно произнес:
– Л-Ю-Д-Я-М. А тебя мне куда девать, полубог?! Моя телега под тобой проломится.
– Но разве…
– В тебе жизни – еще на пару тысяч лет хватит. Такой кус мне не по рту.
– Но ведь ты можешь…
Анку оставил телегу, присел на придорожный валун, кивнул Друсту – дескать, садись на соседний:
– Я не знаю, что наболтали обо мне люди…
Кромка смерти: Анку
Я не знаю, что болтают обо мне люди. Да и знать особо не хочу.
Я не приношу смерти. Почти никогда.
Я лишь прихожу к тем, чья смерть рядом.
Люди – они такие: они в последний миг мечтают о том, что им бы еще хоть день пожить!.. Вот я их и предупреждаю – за день. А то и за целую неделю.
Успеют детишек отправить к родне… да мало ли что еще они успеют за день, зная, что он – последний.
А если пирогом угостят, или молоком напоят, или на свадьбе у них повеселюсь – то могу им подарить и быструю смерть вместо долгой. Отчего ж не отблагодарить?.. Доброта за доброту.
Так и брожу – от деревни к деревне.
В замках мне делать нечего. Не мои там люди. Не мои смерти. Как предугадать смерть воина? Я ж не пророк – шальные стрелы высматривать.
– И ты мне не поможешь?
Анку пожал плечами:
– Твоя смерть. Твой путь.
Друст прикусил губу:
– Мне кажется: бросься я на меч – он сломается.
– Очень может быть, – кивнул нелюдь.
Анку встал, взялся за телегу, медленно покатил ее вниз, в долину.
Друст пошел рядом с ним:
– Хоть посоветуй, а?
– Ступай к Шагающим Камням. Там ищи ответ.
– Спасибо.
Друст обернулся конем и поскакал на запад. Анку же продолжил спуск: следовало предупредить вон ту молодку, чтобы она отправила дочку к ее бабушке, потому что этой хижине завтра сгореть, а срок жизни девочки еще далеко не иссяк.
Кромка миров: Друст
Бесконечные ряды камней – до самого моря. Они врыты в землю века, тысячелетия назад, они стоят не шелохнувшись, и само время обломало о них зубы.
Они недвижнее гор – и всё-таки они Шагающие.
Вот я и добрался сюда.
Надо было ехать в Карнак без задержек. Стоило находить и терять друга, жениться на нелюбимой, проходить через торжества и унижения… чтобы просто оказаться здесь на несколько лет позже.
Несколько… Сколько? Не помню. Вся жизнь в Бретани – как тяжелый сон.
Пора просыпаться.
Смерть – это пробуждение от жизни.
С моря шел туман. Каменные великаны бродили в нем… то есть, конечно, стояли, но отделаться от ощущения, что они движутся, было невозможно.
Друст шел вдоль рядов менгиров, иногда сворачивал, иногда – сворачивал, не боясь оказаться за сотни лет и миль от сегодняшнего дня.
В шуме моря и посвисте ветра он искал ответ на свои вопросы.
И находил.
«Дело героя – подвиг. Я не знаю для героя другого дела».
– Неправда! в подвигах нет смысла. Я устал от этих бесконечных побед!
Ветер подхихикивал:
«В жизни, знаешь ли, всегда есть место подвигам».
Друст сменил облик и скакнул через ряд – менгиров? миров?
Туман вздохнул сочувственно:
«Мальчики, вы хотите воевать – по-геройски…»
– Да не хочу я этого!!
«Герой должен быть один», – снова вздохнул туман.
– Не хочу я быть героем! Что мне делать?!
И мгла древних времен отвечала:
«Если один победит тысячу врагов, а другой – самого себя, то второго назову я победителем в битве».
Кромка смерти: Друст
Победить самого себя. Эту бессмертную плоть, не желающую поддаваться ранам, которые погубили бы любого человека.
Просто приказать себе: не сопротивляйся яду, что проник в рану.
Сотни, тысячи людей усилием воли гонят смерть прочь из собственного тела. Те, чья воля подобна стали, – выживают. Мне же нужно сделать обратное.
Стать хозяином самому себе.
Подчинить это упрямое тело.
И то, что было бы поражением для любого человека, станет победой для меня.
– Как это произошло?! – Каэрдин не мог поверить в случившееся и клял себя за то, что остался в замке. Но он и помыслить не мог, что всепобеждающий Друст может быть ранен, ранен серьезно… Что? при смерти?!
Не ведающий поражений Тристан лежал на носилках. Каэрдин подошел, попытался заговорить, ободрить… и после пары фраз, ушедших в пустоту, понял, что его друг не станет бороться за жизнь. И дело не в ране.
Воины, привезшие его, не смели поднять глаз и цедили слова по одному. Болото, жуткие рассказы крестьян о чудовище, Тристан, уехавший в одиночестве, запрет отряду следовать за ним… ничего необычного. Ничего – кроме страшного, немыслимого исхода схватки.
Весть разнеслась по замку.
Сбежались все. Потом расступились перед Изольдой – она завыла, запричитала над мужем.
Тот скривился.
Каэрдин заметил, что боль смертельной раны Друст терпел, не меняясь в лице, – и поспешил увести сестру.
* * *Эссилт прячет лицо на груди Марха:
– Друст умирает. Он зовет меня.
Зовет. Еще Эссилт не вернулась из Муррея,
