– Что за вшивый поросенок плывет на свиной шкуре? – загоготал Мархальт.
Друст не обратил внимания. После язвительности Галкоеда – злиться на это? Юношу больше тревожило, выдержит ли его зачарованная вода.
Выдержала. Тверда как камень. И даже лодку успел вытащить на «берег» – прежде, чем фомор обрушил на него палицу.
Юноша ловко увернулся, задел мечом руку исполина – кровь врага брызнула на Друста, фомор взревел от боли: видно, меч, добытый Коллом у неведомых мастеров, был опаснее для нелюдя, чем просто клинок.
После бегающих дубов Ллаунроддеда Мархальт казался спящим на ходу, Друст уворачивался от палицы, наносил врагу раны то в руку, то в ногу, пару раз – даже в левую руку, хоть и не видел ее. С ног до головы забрызганный кровью фомора, он смог рассечь ему ногу так, что ирландский исполин рухнул на землю – и тут Друст одним взмахом отсек ему голову…
…через миг оказавшись в воде: чары Мархальта разрушились с его смертью. В несколько гребков юноша доплыл до лодки, закинул туда меч, перебрался через борт – и поплыл назад, к гремящим криками радости людям и нелюдям Корнуолла.
Волны медленно уносили тело Мархальта на запад.
Кромка смерти: Деноален
Тебя забыли предупредить о сущем пустяке: сила фомора не в его руках и не в дубине. Сила – в нем самом.
Маленький дерзкий Друст, ты не победитель Мархальта. Ты его жертва. С каждым вздохом капли ядовитой крови превращаются в язвы на твоем теле, язвы – в раны, а раны эти прикончат тебя к вечеру.
Если вмешаются могучие чародеи – то к завтрашнему вечеру.
Ты обречен.
Твой меч за мгновения изъеден ядом так, как ржа разъедает его за века.
Марх щедро одарил тебя силой курганов, и твоя плоть еще держится. Странно: серая туника почти не пострадала от яда.
Но это уже ничего не значит.
Ты обречен.
Первыми стихли старейшие эрлы, осознав неизбежность совершенной ошибки. Видя, как они замолкли и помрачнели, затихли и люди.
Марх, Динас, Гругин сбежали к самой воде, Друст шагнул к ним, силясь улыбнуться и сказать… но сказать уже не получилось: тело юноши там, где не было защищено ни туникой из шерсти Хен Вен, ни синими узорами курганов – превращалось в одну кровоточащую язву.
…море рокотало надвигающейся бурей: это хохотал Манавидан. Мархальта не жаль, а затея удалась всецело!
Кромка ужаса: Марх
Твои раны не заживают. Хотя – плоть повинуется моим рукам: и то, что в тебе от смертных, и уж тем более то, что от бессмертных. Будь твоя рана нанесена обычным оружием – а даже и отравленным! – я исцелил бы ее. Призвать силы жизни, направить ее течение, срастить разрубленные волокна… я не скажу, что это легко, я не скажу, что это просто. Но это возможно.
Я сделал бы это для тебя.
Но этого мало. Хуже: это ничто.
Ты сражен чародейным ядом. И противоядия от него я не знаю.
Я многое слышал о фоморах, кровь которых – яд. Теперь я вижу рану, разъедаемую такой кровью.
Рану, неисцелимую в Прайдене.
Я не сдамся так легко. Я призову Рианнон, Арауна… кого угодно. Перепробую всё… пока мне не придется убедиться, что на нашем острове нет исцеления для тебя.
Я это знаю наперед. Не хочу верить. Не верю.
Просто знаю…
Проклятье! Когда-то Эрин забрал у нас Бендигейда Врана.
Теперь отнимает тебя.
Динас напряженно щурится:
– Что ты будешь делать?
Марх спокоен, голос ровен, в лице ни кровинки:
– Отнесу в курган. Открою врата в Аннуин. Призову всех. Придут… кто откликнется.
– Это может стоить тебе жизни.
– Вряд ли.
– Будь осторожен, прошу тебя.
Щеку короля прорезает ухмылка.
Совсем недавно они входили сюда вдвоем. Сейчас на руках короля – бессильное тело названного сына.
И с каждым шагом по подземной галерее всё ярче проступает орнамент на телах обоих. Синие узоры слабо светятся, потом сильнее, отчетливее – и этот кромешный мрак рассеивается.
Марх слышит, как сердце Друста начинает биться ровнее, отчетливее. Каждый шаг меж тысячелетних плит сланца – шаг прочь от смерти.
Больше нет убитого горем отца. В кургане – Король Двух Миров. И ритуал уже начат, хотя не произнесены даже первые слова.
Камни подземной галереи – не преграда для тех, кто уже услышал зов.
Пусть Король Аннуина не может войти в свою страну – но он в силах заставить Аннуин явиться к нему.
Кромка заклятия: Марх
связан синий сильно словом спетым славно
канет крепкий камень в крошево расколот
путь проложен прямо первым из пришедших
жаждет жадно жизни жалящий железом
зов звенит заветный запад зазывает
соберет стихии сила самодержца
Торец длинного кургана. Круглая камера. Человеку – только если он не круитни – не выпрямиться под низким сводом. Не-человеку плиты сланца над головой не помешают стоять во весь рост.
Никакого света – лишь синим огнем горят узоры на теле короля и его наследника.
Одна из плит начинает мерцать белым. В подземелье врывается пьянящий запах луга.
Другая плита мерцает тускло. Пахнет влажной землей леса.
Рианнон.
Араун.
Кромка заклятия: властители Аннуина
Сеть сплетем, сталь согнем, власть сорвем, сожжем, снесем, чужое чудо-чудище чарами перечеркнем, заклятье заморозим, заморочим, заговорим, запоем, западнее заката загоним, верой волю вернем, желанием жизнь разожжем!
Смерть – смех! Сталь – прах! Чужд – слаб! Свой – прав!
Как змеи выползают из топей своих, так пусть прочь из тела ползут заклятия Запада!
Как снег тает под солнцем, так пусть истают заклятья Запада!
Как страшатся волка овцы, так пусть бессильны будут заклятия Запада!
Отсветы силы всех троих плясали по подземелью, словно нечисть в Самайн. Могущества, вложенного сейчас, хватило бы, чтобы уничтожить город или воскресить мертвеца… но не на заклятье, чуждое Прайдену.
Друст казался спящим беспокойным сном… он уже не выглядел умирающим – но и живым не был.
Рианнон отвернулась, смахнула слезы отчаянья с ресниц. Белая Королева не хотела признавать поражения.
– И что теперь? – голос Марха был бесстрастен.
– Отпусти его, – покачал рогатой головой Араун. – Ты видишь: мы бессильны. Мы когда-то не смогли исцелить Врана от ничтожной раны в бедро… а Друсту не сравниться с Верховным Королем.
Марх молча покачал головой.
– Отпусти, – срывающимся голосом сказала Рианнон. – Он уйдет со мной. Будет жить у меня. Увидится с матерью. Станет тенью приходить к тебе. Это не потеря, Марх. Он всё равно будет рядом с тобой, ты лишишься только наследника для людей – но он ведь…
– Нет! Друст будет жить!
– Зачем? Ты истязаешь его и мучаешь себя…
– Он останется в живых! – каменные плиты отражают рык короля.
– Как? – горько спрашивает Араун. – Мы сделали всё, что могли. Больше, чем могли.
– Вы – да. Но не я.
Голос Рианнон звучит укоризной:
– Это пустое упрямство, сын мой…
– Убирайтесь! Если не можете спасти его – уходите прочь!
И переливчатое мерцание силы меркнет.
В темноте только Марх и бесчувственный Друст.
Кромка надежды: Марх
Помогите моему мальчику, прошу вас.
Прошу всех, кто слышит.
Я не зову могущественных. Не зову сильнейших.
С этой бедой не сладить силой.
