И это всё он бы пережил, но… он предан Друстом. И дело даже не в том, что он, Марх, доверял племяннику как самому себе, – всё хуже: Друст был верен ему, как рука верна телу.
Был.
Друст предал.
Но почему?! Почему?! ПО-ЧЕ-МУ-увау-уу?!
Марх приказал себе успокоиться.
Он не имеет права на гнев. Он волен карать – но не яриться. А карать надлежит с холодным разумом и бесстрастным сердцем.
Так, как он делал всегда.
Только раньше он судил других, а теперь…
Невольно вырвалось: себя?
Осудить Друста – всё равно что осудить себя самого. И Эссилт… Марх успел полюбить ее за эти месяцы.
Почему Друст предал?! Ведь я сам выбросил волос, отказался от женитьбы, ведь Друст мог жениться на Эссилт, ничто не мешало, я признал его наследником, зачем же он привез ее мне, зачем не взял в жены сам?!
Король вздрогнул.
Он почувствовал, что на верном пути. Так было много раз, когда он судил других: когда в череде бессвязных выкриков обвиняемого или жертвы оказывался дающий ключ к единственно верному решению судьи.
Марх-судья холодно спросил Марха-жертву:
– Почему Друст не женился на Эссилт сам, если он любит ее и ты отказался от брака со златокудрой красавицей?
– Не знаю… – покачал головой Марх-жертва.
– Не узнав этого, нельзя их судить, – бесстрастно изрек король.
– Что же, мне идти и спрашивать у своего племянника?!
– Найдем и другие способы узнать. Скажи, способен ли был твой племянник тебя предать?
– Нет!!
– Если человек совершает поступки, на которые он не способен, значит, его что-то вынудило. Что-то гораздо более сильное, чем его воля. Что-то… или кто-то.
– Но Друст не слаб! Он никому не позволит управлять собой!
– Значит, он и не позволял. Значит, мы имеем дело с кем-то оч-чень сильным. Гораздо сильнее, чем нам хотелось бы.
– Бог или Древний?!
– Марх, нет ли у тебя врагов среди них?
– Манавидан… Он?! Поссорить меня с Друстом из-за женщины? Погубить нас обоих?!
– Почему бы и нет? Согласись, это было бы разумно для твоего врага.
– Друст хотел привезти Эссилт мне, но на море произошло что-то?..
– Похоже на правду. Но это еще надо проверить.
Кромка Аннуина: Марх
Я отчаянно надеюсь, что всё это – козни Манавидана. Или кого угодно. В этот миг я готов благодарить любого врага, если окажется, что всё это – его происки.
Если окажется, что Друст и Эссилт не вольны в своей измене… какое это будет счастье!
Ком в горле, не дававший мне дышать последние недели, медленно отступает.
Мать. Рианнон. Ты мне поможешь.
Я не прошу многого: только скажи, есть ли заклятье на моей жене и Друсте. И еще прошу: поведай, кто это сделал?!
Король поспешно вышел из замка, даже не надев плаща. Дозорные недоуменно посмотрели на него, но поняв, что он торопится к ближайшему одинокому менгиру, тотчас потеряли интерес к странностям повелителя.
Он же идет прочь из мира людей – а зачем ему там плащ?
Сами дозорные ёжились под порывами холодного осеннего ветра и совсем не отказались бы сейчас сопровождать короля куда угодно, лишь бы там было потеплее.
А уж люди там живут или не люди – это мелочи. Раз король туда вот так вот, запросто, без плаща бегает, то и честному воину чураться нечего.
Марх дошел до менгира и свернул.
Попал он, к своему удивлению, тоже в осень, и даже, пожалуй, в позднюю. Только небо здесь было чистым, солнце – ярким и каким-то звонким, а пожелтевшая трава казалась златотканым ковром. Окрестности напоминали Корнуолл, Тинтагел высился там, где ему и положено.
– Матушка! Королева Рианнон! – крикнул Марх.
Всадница на белой лошади появилась почти сразу. Колокольцы на гриве ее коня тихонько звенели, и от их музыки у Марха отлегло от сердца.
– Что случилось, сын мой?
Марх поклонился и рассказал.
Рианнон, и не думая спешиваться, спросила:
– Чего же ты хочешь от меня?
– Только одного: помоги мне распознать заклятье. И того, кто это сделал.
– Садись! – приказала Рианнон, указывая на спину своей кобылы. Марх положил ладонь на круп лошади и вскочил верхом, словно и не было никакой всадницы.
Да ее и не было.
Белая лошадь, без седла и узды, поскакала к Тинтагелу, неся сына на спине и переливчато звеня колокольцами, вплетенными в гриву.
– Эссилт! – горячие губы жадно ласкают ее щеки, подбородок, шею…
Темен и густ сад вокруг Тинтагела. Высока и величава Большая Сосна. Ни один человек не найдет возле нее любящих.
Ни один человек.
– Подожди, Друст, милый, мне страшно!
– Успокойся, любимая. Нас здесь не застанет никто.
– Нет, Друст, не сегодня. Я уйду.
– Пустые тревоги, – и он снова и снова целует ее, а его властные руки влекут королеву на мягкую траву.
– Постой! Они близко! Я слышу звон колокольцев. Пусти меня, милый, пока не поздно!
– Это ветер шумит в кронах деревьев.
– Друст, нет! – она вырывается из его объятий. – Я вижу белую лошадь. Это наша беда!
– Это просто туман поднимается с моря. Что с тобой сегодня?
– Нет, милый, я уйду. Король может застать нас. Прямо сейчас.
– Король еще днем покинул замок, и он никогда не опустится до слежки. Этой ночью нам не грозит никто.
– Что ж… если я права, то он увидел достаточно, чтобы нас казнить. Если же прав ты…
– Прочь страхи, любимая! Король может лишить нас жизни, но не отнять друг у друга.
Марх закрыл лицо руками.
– Не могу на это смотреть. Уедем…
– Они невиновны, – сказала Рианнон. – Это заклятье.
– Верю, – ответил король. И повторил: – Уедем.
– Это Манавидан.
– Не удивляюсь.
– Они невиновны.
– Я понимаю.
– Марх, очнись! Сегодня ты не увидел ничего, о чем не знал бы раньше.
– Сегодня я это увидел.
– Сын мой, ты ведешь себя как человек! Стыдись.
Нет ответа.
– Это заклятье не вечно.
– Что?!
– Три года, Марх. Они не властны над собой – три года.
– А… потом?
– Потом – я тебе не помощница. Это будет делом людей.
– Спасибо, матушка.
– И вот еще что, король. Хоть я и укрывала нас чарами, твоя Эссилт видела нас. Эта девочка – настоящая королева, она прекрасно чувствует Силу. Не всякий из Аннуина сможет одолеть ее – даже сейчас. Береги свою жену, Марх. Это сокровище. Бендигейд Вран не ошибся, суля тебе ее в жены.
– Он мне сулил еще и счастье с ней…
– А это уже зависит от тебя, сын мой. Три года минуют, а что потом?
* * *Марх всё рассказал Динасу. С самого начала.
Не то чтобы король нуждался в совете, – просто правильная мысль чаще приходит, когда о неразрешимом рассказываешь другому.
– И что ты намерен делать? Отошлешь его?
Марх сцепил руки и, глядя в никуда, отвечал:
– Нет.
– Марх?! – ответ короля показался сенешалю безумием.
– Послушай. – Марх подошел к окну, оперся на подоконник и заговорил, обращаясь скорее к бесстрастному прибою далеко внизу. – Динас, Друст не предатель. Он верен мне, как мои руки верны моему телу. И если я поступлю с ним, как с предателем…
– Но его воля не послушна ему! На нем заклятье!
– Именно потому, что на нем заклятье! – рявкнул, обернувшись, король. – Будь его воля свободна, я бы… я не знаю,
