Ельник уступил место прозрачному березняку. Серые тучи на небе сменились белыми, а потом и вовсе проглянуло бледное зимнее солнце. Друст стоял на лесном холме и смотрел вниз, на поле, где несколько молодых волков пытались одолеть кабана.
Или, если взглянуть иначе, полдюжины охотников в белых килтах – от совсем мальчишек до взрослых юношей – тренировались с Фейдаугом.
Друст так и не смог понять, кто такой Фейдауг. Явно не сидхи – невозможно представить себе Светлого, который превращается в кабана. Человек-оборотень? – только не он! Зверь-оборотень? кабан, принимающий людское обличье? – вряд ли: звериной ярости в Фейдауге не было. Полукровка, как сам Друст? – может быть…
Наставник сыновей Седого.
Друст присел на корягу, даже не стряхнув с нее снег, – холода он не ощущал. Он думал о Стае.
Сидхи, мертвые люди и… неизвестно кто. Начиная с самого Седого, не похожего ни на одно из существ Волшебной Страны. Но неважно, кем они были когда-то, – сейчас они делятся на тех, кто идет на охоту в килтах, и тех, кто в доспехах из драконьей кожи. Первые – лучники, и большинство носят белое. Сыновья Вожака. Лишь у немногих, как у Друста, килт – серый. Те, кто в доспехах, – волки, кабаны, медведи, рыси – добивают раненую тварь.
Друст не заметил, как одна молоденькая пушистая елочка пододвинулась ближе. Снег позади нее остался нетронуто-пышным.
Мягкие иголки погладили охотника по спине – он не обернулся. Тогда елочка встала совсем рядом и осыпала ему лицо снегом – легким, словно девичий поцелуй.
Друст недовольно тряхнул головой – и тут мягкие елочкины лапы обхватили его грудь и плечи, лаская нежно и настойчиво, словно руки. Еще мгновение – и они действительно приняли облик рук, зеленых и поросших хвоей.
Человек гневно вскочил, обернулся.
Позади него стояла лесная дева. Молодая елочка, припорошенная снегом, – и широкобедрая девушка, едва прикрытая белой одеждой. Лесная улыбалась ему – призывно и чуть удивленно от его отказа.
– Я не звал тебя! – крикнул Друст.
Лесная протянула ему руки-ветки.
– Ступай прочь! Ищи себе других любовников!
Она закрыла лицо еловыми лапами, словно заслоняясь от удара, и – лес вокруг мгновенно изменился.
Больше не было ни березняка, ни опушки, ни луга. Серое небо. Ревущий ветер качает кроны исполинских елей. Морозно так, что трудно дышать. Куда ни шагнешь – под снегом буреломы. Тут и там из-под снега торчат остовы сухих деревьев, похожие на скелеты исполинских зверей, в десятки раз больше самого крупного медведя.
Нечего и думать превратиться в коня – он сразу переломает ноги в этой заснеженной чаще. Приходится выбираться на двух ногах…
– Так зачем было обижать бедную Лесную?
Друст прошел под деревьями, согнутыми под тяжестью снега, словно арка, – и очутился в крохотном просвете посреди чащи, который после буреломов показался ему огромной поляной.
Там стоял чело… бог? В морозном воздухе искрились его исполинские рога, похожие на оленьи, но шире, чем у лося.
Охотник Аннуина склонился перед одним из Великих.
– Так зачем было обижать бедную Лесную?
– Я не обижал. Она вздумала…
– Ты ей понравился.
– Но я люблю другую!
– И что? Это причина обижать маленькую Елочку?
Друст гневно выдохнул.
Араун сочувственно покачал головой:
– Ты человек… до мозга костей человек. Ты можешь кричать на весь Аннуин о том, что ты отрекаешься от своей людской сущности, но мыслишь ты только по-людски. Всё так же верен, всё так же глуп. Только ваш народ настолько делит мир на свое и чужое.
Друст молчал. Что бы он мог возразить?
– Надо будет предупредить Седого: пусть не обольщается, пусть не пребывает в уверенности, что ты будешь с ним всегда. Ты вернешься к людям… и сомневаюсь, что это будет нескоро.
– В мире людей меня ничто не держит! – крикнул Друст, сжимая кулаки.
– Кроме тебя самого, – покачал головой Араун. – Тому, кто не способен отрешиться от «твое» и «мое», не прижиться в Аннуине.
Волк и Олень. Не враги – союзники.
– Что тебе в этом мальчишке? Глуп и горд, как все люди.
– Отличная приманка, – пожимает плечами Вожак. – Нам больше не приходится выискивать добычу: она толпами мчится на нас. Точнее, на него.
– А он слепо верит тебе…
– Что ж, он прав. Я не отдам его в добычу тварям – хотя бы потому, что он слишком мне нужен.
– Все эти века я поражаюсь, насколько ты беспощаден.
– Разве? Я же берегу этого щенка Рианнон… – Седой мрачно усмехнулся. – И потом: будь я другим, ан-дубно давно бы поглотило Аннуин. Ты это знаешь ничуть не хуже меня.
* * *– Моя госпожа, – юный стройный сидхи вошел в ее покой и низко поклонился, – королева Рианнон ждет тебя.
Эссилт поднялась из-за ткацкого стана, всматриваясь в черты непрошенного гостя.
Молод? да, конечно. Только эта молодость черт не свидетельствует о юном возрасте. Такому юноше может быть и полдюжины веков, и больше.
Почтителен – и требователен. Что он принес – приглашение или приказ?
Эссилт не стала спорить. Не потому, что была готова подчиниться власти Рианнон, – просто Белая Королева была матерью Марха, а непослушание свекрови было для Эссилт столь же противоестественным, как, скажем, передвижение на руках.
Эссилт шла вслед за провожатым. За последние дни замок стал другим: меньше безыскусной красоты и больше хитроумного узорочья. Тонкие ветви деревьев сплелись (или сплетены?) в такие орнаменты, которые доселе Эссилт считала лишь порождением людского воображения. Сейчас она видела все эти узоры живыми, зеленеющими…
Зеленеющими – зимой?! Но в замке Рианнон нет времен года?
Двери тронного зала распахнуты. Там – вечный зеленый сумрак, звуки арфы, и Белая Королева восседает на троне.
Эссилт низко склонилась.
Рианнон жестом велела ей подойти:
– Ну, моя девочка, – милостиво изрекла она, – мне сказали, что ты научилась собирать туманы и ткать из них?
– Да, госпожа, – снова поклонилась Эссилт.
– Только понимаешь ли ты, для чего ты ткешь?
– Госпожа, меня приучили не проводить время без дела. Ты была так добра, что поставила ткацкий стан в моей комнате.
– Наивное дитя! – рассмеялась Рианнон. – Ткать из туманов, только лишь чтобы занять время?! Поистине, лишь люди могут быть так расточительны!..
Эссилт поклонилась еще раз:
– Тогда прошу, госпожа, объясни мне то, что я понять не в силах.
Насмешки Рианнон разбивались о тихую почтительность Эссилт, так что никто не рискнул бы сказать, была ли эта учтивость почти детской непосредственностью или изощренной хитростью.
Кромка ревности: Рианнон
Будь моя воля, я бы отправила эту девчонку к Марху! Пока они жили в мире людей, я радовалась такой невестке: она более чем полезна моему сыну.
Отличная жена для человеческого Короля Аннуина.
Но – в Аннуине?! Мало мне Риэнис!
Впрочем, Риэнис мне не соперница – некогда мой Пуйл пренебрег ею. А эта…
Ткет из туманов, будто из овечьей шерсти. Даже не удивится.
У нее всё получилось
