…очнулся возле костра в пещере Охотника.
Воины-круитни жарили мясо. Лоарн забавлялся тем, что проводил куском дымящегося жаркого над лицом Друста.
– Отдай!
Лоарн рассмеялся:
– Самый простой способ привести человека в чувство – дать ему понюхать еду.
– Лоарн! прекрати! – крикнул Охотник, входя. – Друст с нами впервые, и он сильно упростил нам дело.
– Не злись на Лоарна, – один из круитни отрезал от туши кусок и дал Друсту.
Тот благодарно кивнул и жадно вгрызся в мясо.
* * *…Белая Всадница снова проехала по дальнему краю поляны. Эссилт, украшавшая шалаш гроздьями осенней рябины, встала и поклонилась ей.
Она не первый раз замечала Рианнон и не задавала вопроса, почему та не хочет подъехать к жене сына.
Белая Королева скрылась за деревьями, и Эссилт вернулась к прерванному занятию. Их шалаш должен стать красивым – сейчас это важнее всего. Безумие? Мудрость? Уже зима, Друст исчез неизвестно где, а она украшает их убогое жилище вместо того, чтобы заботится о припасах…
Но в лесу, где неспешно проезжает Рианнон, подлинная мудрость ничуть не похожа на человеческий разум.
…И когда рядом на траву присел маленький фэйри, чьи крылья напоминали кленовые листья, Эссилт облегченно вздохнула: «Наконец-то».
– Привет тебе, юная королева, – сказал малыш из Доброго Народца.
«Юная?» – Эссилт удивилась и почти обиделась, но вовремя поняла, что этот фэйри может только выглядеть крошкой с детски наивным личиком.
– Привет и тебе, – отвечала она. – Не знаешь ли, что с Друстом?
– Его забрал Седой Волк, – фэйри перелетел поближе. – Не волнуйся, Друсту понравится в Стае. А меня прислали за тобой. Королева Рианнон зовет тебя в свой замок.
– Благодарю, – Эссилт протянула руку, и фэйри перепорхнул к ней на запястье. – Как мы попадем туда? Где этот замок?
– Вокруг тебя, юная королева, – отвечал малыш с кленовыми крылышками.
Кромка видения: Эссилт
Шаг к моему шалашу – арка ворот с древней резьбой. Люди считают такие узоры просто орнаментом, а для сидхи каждый изгиб рисунка словно струна. Только не музыка в ней – Сила.
Пройти под аркой – рябина, развешенная над лазом шалаша, – этот чудесный каменный рисунок звучит и звенит. Замок взметнулся ввысь, возникая и разворачиваясь на моих глазах.
Стройные ясени – десятки и сотни тончайших колонн. Исполины-дубы – могучие контрфорсы. Островерхие ели – целый лес башен, башенок и вонзающихся в небеса шпилей. Блики солнца сквозь листву – разноцветный узор витражей.
Я прохожу внутренний двор, где несколько тонконогих коней сидхи, не ведающих ни узды, ни седла, ни стойла, радостно заржали, будто приветствуя меня, – и поднимаюсь по широкой мраморной лестнице, ведущей внутрь – шалаша? – замка.
Золотистый сумрак. Чаши, полные неяркого и нежаркого огня, стояли вдоль бесконечной галереи, стены которой были сложены из странных зеленоватых камней – их черный узор змеился и, кажется, жил своей собственной жизнью, то свиваясь, то застывая неподвижно.
Фэйри-провожатый вспорхнул с запястья Эссилт, полетел прямо к стене, на которой при его приближении прожилки камня сложились в рисунок арки.
Королева Корнуолла смело шагнула туда – и низко поклонилась.
В глубине обширного зала на троне восседала Рианнон: ослепительно белые одежды, бледно-золотые волосы, властный взгляд, милостивая улыбка на устах. Рядом с ней стояло и сидело несколько арфистов – тихие, чарующие звуки. А в зале – кого только не было! – и величавые сидхи в длинных одеждах и тончайшей работы украшениях, и малыши-фэйри, и высокие гордецы с надменным взглядом, чем-то неуловимо похожие на свою владычицу. Эссилт сначала подумала, что это какой-то народ сидхи, а потом поняла… и испугалась. Это были водяные кони – и ниски, и келпи, и самые страшные – бугганы. Они все были в облике людей, но их выдавали даже не конские уши (под пышными волосами и серебряными уборами ушей не было видно), а смертельный холод, холод омутов и морских глубин, которым веяло от них – даже в этом праздничном веселье.
Эссилт на мгновение стало жутко в этом нечеловечески-прекрасном собрании. Но она была тоже Королевой, воплощением силы земли Корнуолла, и она прошла мимо красавиц и гордецов с величавым достоинством, не стыдясь своих убогих человеческих одежд: сила Земли золотистым облаком окружала ее, освещая этот замок светом Мира людей, разгоняющим иные хитросплетения чар сидхи.
Перед троном Рианнон Эссилт склонилась:
– Матушка моего мужа, я счастлива приветствовать тебя.
– Добро пожаловать в мой замок, дочь моя.
Рианнон сошла с трона и обняла Эссилт. Однако приветствие Белой Королевы было холодным: спокойная гордость невестки была ей отнюдь не по нраву.
Зимний мех
Кромка леса Ночных Елей: Седой
Порождение страха, сам я бояться не умею. Из человеческих чувств мне доступны лишь два: радость и гордость, неразделимые.
Когда мы мчимся по первозданным снегам, когда я прокладываю путь, а в вихрях белого праха летит моя Стая, – радость-и-гордость переполняет меня. Когда мы справляемся с такой тварью, что всей силы Стаи едва достает, чтобы одолеть это, – радость-и-гордость объединяют всех нас. Когда в недолгие дни отдыха между одной и другой охотой я прихожу к ней, а она ждет, ждет меня одного, хотя придти к ней почтут за честь едва не все воители Аннуина, – это тоже час и радости, и гордости.
Когда я нахожу у входа в нашу пещеру еще одного белого волчонка, рожденного ею мне, – это миг радости. Я ничего не делаю, чтобы вырастить их, – мои сыновья всего должны достичь сами, а иначе они будут беспомощны перед ужасами ан-дубно. Когда очередной волчонок встает на две ноги, он находит себе наставника среди Стаи и к новой охоте превращается в серьезного молодого воина, – в тот день я закусываю губу, чтобы скрыть гордость…
Нечего баловать мальчишек похвалами.
– Так это его сыновья?! – изумился Друст.
– Ну да, – пожал плечами Гваллгоэг. – А что в этом странного?
– Погоди. Все белые волки в Стае? Все до одного?!
– Да, да, – охотник досадливо поморщился: дескать, как можно не понимать таких простых вещей.
Друст не стал задавать лишних вопросов, пытаясь хоть как-то свести воедино то, что он видел, и то, что он услышал. Получалось плохо. Не лучше, чем пятилетнему малышу удается натянуть тетиву на боевой лук отца.
У Седого есть дети. В самом этом факте не было бы ничего необычного, если бы ни одно: менее всего Вожак походил на мужа и отца. Он был Волком-одиночкой, одиночкой до мозга костей. Да, он собрал вокруг себя Стаю, но между ним и всеми была словно ледяная стена. Они были братством, но он в это братство не
